Синдикат
Шрифт:
– Ну что ж, Фрэнк. Валяйте. Прошу прощения за выражение.
– Чем это вы занимались в Майами? Что вы делали в парке, когда тот сумасшедший анархист пытался убить президента?
Итак, я оказался прав: блондин меня узнал и сообщил об этом шефу.
– Изображал телохранителя Сермэка. Подвернулась какая-никакая работенка.
– Ну и как, изменил ход истории, парень?
– Кое-что сделал, хоть и не так много, Фрэнк.
– Почему Сермэк нанял вас, экс-полицейского, когда у него был Лэнг, да и все остальные копы перед ним ходили на цыпочках, притом бесплатно?
– Сермэк меня не нанимал.
– Да?
– Один из старинных, поддерживающих его приятелей.
Нитти задумался или только сделал вид: ни единого признака, что он вычислил роль Капоне, но ведь это не означало, что он не понял.
– Ладно, – заметил он, улыбнувшись. – Большого вреда это не причинило.
Его уже ждал адвокат – подходила их очередь следующего испытания.
Нитти положил мне на плечо руку.
– Относительно того, что ты для меня сделал в этом деле Лэнга...
– Для вас я ничего не сделал, Фрэнк. Просто рассказал правду.
– Конечно. Понимаю. Но я это ценю. Я у тебя в долгу, малыш.
Он подмигнул мне и пошел давать показания.
Я побеседовал с какими-то репортерами, от которых ухитрился ускользнуть вчера. Они хотели узнать, покончил ли я с полицией, каковы мои планы на будущее и все такое.
И вдруг я понял, какова будет хотя бы часть этих планов. Нитти напомнил мне об одном должнике, который тоже мне кое-чем обязан.
– Я собираюсь работать на Всемирной ярмарке, парни, – сказал я репортерам. – Как вам известно, раньше я работал в группе по борьбе с карманниками, и генерал Дэйвс лично нанял меня поработать по контракту на Выставке со специальной группой охраны по этой части.
Они вставили это в свои сообщения, и на следующее утро зазвонил мой телефон.
– Привет, дядя Луи, – сказал я в трубку еще до того, как раздался голос на другом конце провода. – Когда со мной хочет увидеться генерал?
Глава 21
Встреча с генералом Дэйвсом была назначена на десять, и я подумал, что легко смогу уйти оттуда к двенадцати успеть на завтрак с Мэри Энн Бим в «Семи искусствах», заведении в Тауер Тауне, на втором этаже старой конюшни, переделанной Диллом Пиклом. Я виделся с ней пару раз в неделю, с тех пор как вернулся из Майами (говоря «виделся», я имею в виду – спал с ней), и она все еще сводила меня с ума своими манерами «девочки-из-маленького-городка-идущей-дорогой-богемы». В какую-то минуту мне хотелось немедленно с ней расстаться, а уже в следующую – просить ее выйти за меня замуж, хотя во всех ее разговорах о карьере я не видел места для себя.
Сегодня я собирался сказать ей, что исходил все улицы в поисках ее брата (по крайней мере, в Чикаго), и единственная идея дальнейших поисков, которая пришла мне в голову, – начать с самого начала, то есть вернуться в их родной городок и попытаться проследить за ним с этого конца. Согласится ли она, так как для этого придется поговорить с ее отцом, которого она не посвящала в это дело, я не знал. Я проверил каждую газету в пригородах и маленьких городках вокруг Чикаго, но никто не узнал Джимми на фото; я обошел бюро по найму и агентства по выдаче социальных пособий, и сотни других мест, отработав ее гонорар еще несколько недель тому назад и не имея намерения просить у нее еще что-нибудь – за исключением права продолжать с ней встречаться. Я окончательно
В девять тридцать, прослушав «Знакомьтесь, просто Билл», только я собрался в банк, как курьер принес мне конверт с чеком на тысячу долларов.
Там была пометка – «Плата за услуги», отпечатанная на листке канцелярии юридической фирмы Луи Пикета.
Я позвонил Пикету: его секретарь, после согласования с ним, соединила нас.
– Я вижу, что вы получили мое извещение, мистер Геллер. Надеюсь, оно вас удовлетворило.
– Лучшее послание, которое я когда-либо получал. Но почему? Я не сделал того, для чего меня нанял ваш клиент. Человека, которого он послал меня защищать как вам известно, с нами больше нет.
– Правильно. И поэтому вы и не получили обещанных десяти тысяч долларов. Но мой клиент счел, что свои обязанности вы в тех обстоятельствах выполнили наилучшим образом, и считает, что оказанные услуги должны быть оплачены.
– Поблагодарите вашего клиента от моего имени.
– Поблагодарю. И мы извиняемся за то, что вышла задержка с доставкой вам этого послания. Дела моего клиента уже не решаются так быстро, как это делалось до его заключения.
– Понимаю. Благодарю, мистер Пикет.
– Рад за вас.
Я поднялся из-за стола, свернул тысячу и сунул в карман; жаль, что у меня нет счета в банке Дэйвса.
Банк Дэйвса находился на углу Ла-Саль и Эйдэмса, в тени здания Управления торговли, и был таким же помпезным, как и сам генерал: массивное сооружение из серого камня с каменными львиными головами на каждой из восьми разрезавших его фасад колонн высотой в три этажа. Маленькие львы, как фантастические фигурки на полках, притаились наверху. Через всю длину здания проходил коридор, выходивший на Вэлл-стрит, состоящую из сплошной череды магазинов, а банк помещался на втором этаже. Контора Дэйвса была на третьем. Прямо у входа с улицы по одной стороне было несколько лифтов, и мой дядя (одетый в серый костюм стоимостью годового жалованья среднего служащего) прохаживался между ними, всем мешая.
– Ты опоздал, – сказал он, едва раскрывая похожий на щель рот, который под его усами «соль-с-перцем» не сразу и заметишь.
– Украли мой лимузин, – ответил я. Он мельком взглянул на меня, и мы вошли в лифт.
– Надеюсь, ты представляешь, в какое положение меня поставил, – процедил дядя Луи.
– А какое положение?
Он снова бросил на меня свирепый взгляд и весь остаток пути буквально дымился и молчал, возможно, подыскивая слова, чтобы поставить меня на место, но так и не нашел их до того момента, как лифт остановился на третьем этаже.
Дядя довел меня до двери, на которой не было никаких обозначений; внутри, в большой, обшитой деревянными панелями приемной за столом восседал секретарь. Он кивнул и впихнул нас в большой мрачный офис, где темных панелей было еще больше, а на одной стене сплошь висели фото генерала и всяких благородных лиц.
Дэйвс сидел за большим столом красного дерева, на котором стопки бумаг лежали так аккуратно, что, казалось, позировали. Так же выглядел и сам генерал, в синем костюме в полоску, с трубкой в руке. Он не встал; жесткое выражение его лица, по-видимому, означало, что он мной недоволен.