Синдром Л
Шрифт:
— Что-то вы странные оба… Ты, Саша, бледный какой-то. Тебе надо выспаться. После той ночевки, что мы имели.
И засмеялась ненатуральным смехом. Это она для меня, подумала я вяло. Ну молодец, молодец, что и говорить. И парень твой молодец — всю ночь любовью заниматься — это нечто, особенно в его возрасте.
Тут Нина начала прощаться.
— Ну, спасибо за чаек и за угощение, подруга, но пора гостям и честь знать.
— Посидите еще, — предложила я. А Саша вдруг зашевелился на своем
Но Нинка решительно отрезала:
— Нет, спасибо… отец твой небось с работы вот-вот придет, что мы под ногами болтаться будем? Да и у нас дела еще срочные… Правда, Саша?
Сверкнула глазами как-то по-особенному, давая понять, что именно это будут за дела… Сама себе противоречит: то ему выспаться надо, то опять призывает трахаться.
И, не дождавшись от него ответа, подвела окончательный итог:
— Мы пошли. Только сбегаю кое-куда на дорожку.
И упорхнула в сторону туалета.
А я уж думала, она нас один на один больше не оставит.
Я быстро пересела на Нинкино место, рядом с ее возлюбленным. Спросила вполголоса:
— Как тебя зовут?
Он смотрел на меня, улыбался и молчал. Потом вымолвил наконец:
— А тебя?
Идиотская манера — отвечать вопросом на вопрос.
Она села на Ниночкин стул, совсем рядом со мной. Спросила еле слышно:
— Как тебя зовут?
Я сидел и тупо улыбался. Пауза затягивалась.
— А тебя? — сказал я.
Она поморщилась. И еле успела вскочить со стула и отодвинуться от меня подальше, как вернулась Ниночка.
— Пошли, Саша, поднимайся, спасибо этому дому, пойдем к другому!
Я сидел и молчал, чувствуя себя одновременно и подлецом, и кретином.
— Ну, правда, Саша, что ты? Вставай!
Надо было все-таки что-то сказать наконец.
Ситуация была просто совершенно невозможная. Ниночка стояла передо мной и смотрела с недоумением. Мне было ее невыносимо жаль. Ведь такая славная девчонка, в самом деле. Но сделать я ничего не мог.
И не придумал ничего лучше, как сказать:
— Ты знаешь, Нина, я, наверно, посижу еще немного.
— Ты хочешь, чтобы мы еще остались здесь? Но скоро придет Сашин отец, не думаю, что он…
Она вдруг остановилась на середине фразы. Задумалась.
— Погоди, я не поняла… ты что, хочешь сказать, что…
Повисла пауза. Я молчал и смотрел в пол. И думал: «Ну и гад же я».
Подняв глаза, я обнаружил, что Ниночка покраснела. Люди часто от сильных эмоций либо краснеют, либо, наоборот, бледнеют. Говорят, что краснеют хорошие люди, а бледнеют… Но это все ненаучно. Настоящий, профессиональный разведчик не краснеет никогда. И почти не бледнеет. Ну разве что чуть-чуть.
— Ты… правильно ли я понимаю… что ты… хотел бы остаться здесь… без меня?
Я опять смолчал. И опять отвернулся. Не мог смотреть Ниночке в глаза.
Это было, наверно, самое тяжелое молчание в моей жизни. Свинцовое.
— А ты, — Нина повернулась к подруге, ее голос вдруг стал хриплым. — Ты, Саша, что молчишь? Я понимаю, вежливость и прочее. Но… скажи ты ему!
Хозяйка квартиры молчала и смотрела в сторону.
— Я… я не могу поверить… что ты…
Потом Ниночка взяла себя в руки.
И заговорила совершенно другим, чужим, вульгарным голосом. Торговки какой-нибудь:
— Я все-таки должна получить ответ. Скажи, подруга, ты хочешь, чтобы он остался у тебя? А мне — скатертью дорожка?
Саша пожала плечами.
— Я тебя не гоню. Хочешь, оставайся тоже.
— Что значит — тоже! Какое, к черту, тоже! Это мой парень, понимаешь ты или нет? Я его привела сюда и теперь хочу увести!
— Он же не ребенок, — сказала Саша. — Что хочет, то и делает.
Нина протянула руку, словно собиралась схватить меня за шиворот и тащить вон насильно.
Какая нелепость.
— Я остаюсь, — быстро сказал я. И отодвинулся.
Нина сжала кулаки. На секунду мне показалось, что она сейчас бросится драться. Со мной. Или с подругой. А та сидела и смотрела в стенку.
— Ладно, — снова зашипела Нина. — Ладно. Зачем я только это сделала? Зачем сюда пришла? Ведь знала же, знала… Ну погоди, Сашенька. Отольются еще кошке мышкины слезы. А ты, Санёк, думаешь, ты ей нужен хоть сколько-нибудь? Да у нее таких, как ты… Поплачешь еще, поплачешь…
— Понимаешь, Нина, — сказала Саша. — Дело в том, что мы с твоим кавалером…
Но Нина не стала дослушивать. Кричала в ярости что-то неразборчивое. Кажется, называла подругу стервой, сукой и тварью. А потом и мат пошел в ход.
Я встал и ушел в туалет. Тем более что мне и действительно пора было нанести туда визит. Чаю же напился.
Когда я вернулся, Нины уже не было.
Саша сидела у стола и разглядывала повязку на своей руке.
— Вот видишь, — сказала она. — Мы теперь сравнялись.
Я не понял, что она имеет в виду, но почему-то промолчал. Не время сейчас приставать с расспросами, все потом как-нибудь разъяснится.
— Как скверно с Ниной получилось, — сказал я.
— Скверно? Так не поздно исправить. Беги — догонишь еще.
— Не притворяйся хуже, чем ты есть, — сказал я. — У тебя самой кошки на душе скребут, я же вижу…
Она кивнула головой:
— Скребут.
— Жалко ее, вообще-то она чудесная. Замечательная девчонка. Но просто вот так ей не повезло. В переплет попала.