Синдром Л
Шрифт:
— Тише, тише, отец, ты что… вон люди уже оборачиваются…
— Не будет, не будет здесь ничего через пять лет!
— Не кричи, отец… а то я уже жалею, что так много тебе налила…
— А-а…
И он махнул рукой. Безнадега, дескать, какая уже разница?
Фазер быстро пошел вперед. Как будто уже и меня видеть не хотел. Но потом вдруг остановился резко, обернулся, подозвал жестом. Огляделся по сторонам, будто собираясь сказать что-то уж совсем страшное, крамольное — шепотом. Что же это может быть такое, после того, что я только что слышала, подумала я. Мне очень даже любопытно стало. Я подошла, подставила ухо. Он сказал драматическим шепотом:
— Даже птицам необходимо иногда кишечник прочищать!
И засмеялся.
…Но все это было несколько дней назад. А теперь, после этих разговоров и после того, что случилось со мной и с Сашей, он у себя дома начальника гэбэшного принимает! Просто невероятно.
— Как ты можешь! — возобновила я атаку. — Да еще требуешь, чтобы твоя дочь его развлекала! Что такое с тобой случилось? Как это ты вдруг переменился? Не стыдно тебе?
Бедный Фазер! Я бросала все эти жесткие упреки, против которых ему толком нечего было возразить.
Вот разве что трамвайный принцип применить. Сам дурак. Сама дура.
— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала! Кто собирался за сотрудника госбезопасности замуж и так далее? А он вдобавок еще оказался и…
Видно, на моем лице стала собираться такая туча, что Фазер стушевался. Сказал:
— Ладно, извини. Чуть не сказал несправедливых слов. Но, право же, разве тебе меня судить? Ты же теперь на собственном опыте убедилась, что среди чекистов тоже разные люди встречаются. И странно, если было бы иначе. Ну и скажу тебе прямо, кроме как на знакомство с Сусликовым мне… нам с тобой, не на что больше уповать. Но это не чисто шкурный вопрос. Помнишь, что я тебе говорил два дня назад? Так вот, если мне с помощью Сусликова институт удастся спасти, зернышко фундаментальной науки сохранить… Да ради этого на любые компромиссы пойти можно! Разве не так?
— Не знаю, не уверена…
— Не уверена она! А я зато уверен! Все это — преходящее: правители, режимы, подданные, интриги… ГэБэ. МэБэ, стабильность, западники, славянофилы… Даже права человека и те бледнеют в сравнении с этим… Ради спасения науки — да хоть с чертом, хоть с самим Люцифером!
Разошелся мой Фазер. Кричит, весь красный стал. Руками размахивает. На слове «Люцифер» замолчал торжественно. Стоял, будто к чему-то прислушиваясь. Ждал, наверно, что гром грянет. В подтверждение его страшной сделки с нечистой силой. Но не было никакого грома. Только вода в кране на кухне капала. Надо опять сантехника вызвать и взятку дать ему побольше, чтобы некачественных прокладок больше не ставил…
И опять мне стало Фазера жаль.
— Ну и где ты взял этого Сусликова? С какой такой радости он вдруг у нас дома оказался? — спросила я.
— Я его давно знаю, он когда-то был у меня вице-президентом в Академии. Ну, ученый он был относительный, хотя докторскую на самом деле защитил. Но в принципе представлял органы. С ним было относительно легко. Не то, что с тем товарищем, который его сменил. Сусликов тоже меня ругал часто, угрожал, уговаривал «прекратить безобразия»… Но как-то так понятно было, что он по приказу ругается, а не по велению души… И, мне кажется, он меня перед начальством даже защищал. Мне говорил вроде в шутку: любой уважающей себя стране нужен респектабельный диссидент. И еще одну его прибаутку я запомнил на всю жизнь: диссидентов на переправе не меняют… Потом Сусликов ушел куда-то в глубины. Исчез из поля зрения. А вместо него нам прислали этого интригана Береженого. Ох, и страшный же тип… Ну, ты знаешь, чем это для меня кончилось. И вот теперь Сусликов опять объявился. Да в каких чинах! Он же теперь царь и бог!
Хотела я в этом месте прервать его и сказать: эх, ты, папаша! До каких лет дожил, а все еще остаешься наивным мальчиком! Ежу понятно, что играли с тобой, как кошка с мышкой. Использовали, пока нужен был, а теперь собрались выбросить за ненадобностью.
Но говорить этого я не стала. А спросила, как будто мне это и в самом деле интересно было:
— Ну, хорошо. Появился теперь этот Зайчиков на горизонте, карьеру сделал сумасшедшую. Но это все же не объясняет, почему он к нам в гости решил заявиться, спустившись с олимпа.
— Сусликов, а не Зайчиков. Нельзя над фамилиями смеяться… А то, что появился в доме у нас, — это действительно сюрприз. Я и сам никак не ожидал. Когда мне рассказали, как высоко его звезда взошла, я решил к нему на прием попроситься. Думал: вряд ли примет, но чем черт не шутит? И терять уже все равно нечего. Хуже не будет. Однако же принял он меня! Был ласков. Сказал: не отчаивайтесь, что-нибудь придумаем. А в конце вдруг черт меня за язык дернул. Говорю: вы бы заехали к нам как-нибудь… Он сказал: спасибо, как-нибудь, непременно… Ну, так все всегда отвечают — из вежливости. Я и думать забыл. А вчера вдруг адъютант его звонит. Говорит: Олег Николаевич просит прощения, что в последний момент… Но у него выдался свободный вечер… И он хотел бы воспользоваться вашим любезным приглашением, если, конечно, оно еще в силе… Что я должен был сказать? И вот сегодня с самого утра могучие молодцы по окрестностям бродят. Ближе к вечеру и движение вокруг дома перекрыли. А уж в подъезде — вообще все охраной забито.
— Боже, — сказала я. — Вот в чем дело! А я-то никак понять не могла, почему это меня домой еле-ели пропустили… Что у нас тут за облава такая. Ну, хорошо… вы там с ним сидите, вспоминаете свое академическое прошлое. А я-то при чем?
Фазер смутился. Не глядя мне в глаза, сказал:
— Видишь ли, какая штука… Когда помощник вчера звонил, он вдруг говорит: а дочь ваша, Александра Константиновна, будет завтра дома? Я не ожидал такого вопроса, а потому не думая брякнул: да никуда она вроде не собирается. Отлично, говорит помощник, а то Олег Николаевич очень познакомиться хотел. Куда же теперь деваться? Прошу тебя, сделай одолжение. Появись. Он уже дважды спрашивал. А сейчас просто послал меня за тобой.
— Что эти люди себе позволяют?! Привыкли приказы раздавать. Для них все вокруг исполнители, даже академики…
— Согласен, дочь. Но это не тот момент, когда надо по мелочам отстаивать свое достоинство. Приоритеты надо правильно выбирать.
Я фыркнула — ну о чем с ним еще говорить после этого? Решила — только чтоб отстал, — схожу на пять минут, потом откланяюсь, мне ведь и вправду над диссертацией работать надо. Встала и пошла в гостиную впереди Фазера.
Вбежала, хотела поздороваться дерзко и громко. И поперхнулась. За кофейным столиком сидел Шебякин! Через секунду я уже разобралась, что это, конечно, не воскресший старик. Но кто-то чрезвычайно на него похожий. Тот же тип совершенно. Худой, поджарый, с тыквообразной головой… При ближайшем рассмотрении Сусликов оказался гораздо моложе Шебякина, но, пожалуй, еще уродливее… Смотреть я на него не могла без отвращения. Но вот что особенно удивительно: те же пустые глаза. Не пойму, в генералы госбезопасности только людей специфической внешности отбирают, что ли? И вот с такими глазами обязательно — мертвыми, да?
— Наслышан, наслышан, Александра Константиновна! — Он вскочил с места и склонил передо мной свою плешивую голову.
Мне, по неписаному кодексу, полагалось сказать: надеюсь, вы слышали обо мне только хорошее? Или: и я о вас тоже много слышала. Но мне неохота было. Потому я буркнула только:
— Отлично…
Это грубовато, конечно, прозвучало…. Но что поделаешь…
В результате пришлось мне кофе им подавать. Ну, действительно, не вынуждать же академика за столом прислуживать. А дочка в этой роли, это у нас нормально считается. Скрипя зубами, я им кофе налила и печенье дефицитное, кремлевское, из Фазерового пайка, на стол поставила. Хотела в чашку Сусликову плюнуть на кухне. Но в последний момент передумала, воздержалась.