Синдром пустого гнезда
Шрифт:
– Ой… А я ж не знаю, где она… то есть эта… то есть… Лариса… живет! Как же я их найду?
– Теть Свет, я вам дам адрес. Я же у них в гостях была… Дайте ручку, я запишу.
Пока Маша, задрав голову к потолку и кусая губы, вспоминала номер Ларисиной квартиры, Светик успела достать из сумочки пудреницу и торопливо освежить лицо. Потом встала, молча выхватила листок с адресом из Машиных рук и так быстро рванула в прихожую, что Таня только руками развела. Сергей покачал головой удовлетворенно, а Маша, вздрогнув от звука захлопнувшейся двери, прошептала едва слышно:
– Боже мой… Бедная, бедная Лариса…
Голова болела так
Со стоном вздохнув, Таня села на постели, повернула голову к окну. В маленькую щель через плотно задвинутые портьеры робко пробивалось позднее утро, серое и неуютное. Наверное, это Сергей окно закрыл, уходя на работу. Наверное, хотел, чтобы она поспала подольше. Проявил заботу. Нет, как это ее вчера угораздило так наклюкаться? А все эта Ира – до чего шебутная женщина! Взяла и обернула чинное сватовство полусвадьбой. В конце, помнится, уже и «горько» молодым кричали…
Постанывая, Таня сползла с кровати, с трудом накинула на себя халат. Тело было чужим, болезненно деревянным, дрожало изнутри похмельной маетой. И очень хотелось пить. И не просто воды, а чего-нибудь сильно соленого. А в зеркало на себя, наверное, лучше и не смотреть. Нет, не позавидуешь этим бедным алкоголикам, точно – не позавидуешь. Интересно, как долго это состояние будет продолжаться? Наверное, целый день она теперь – не жилец.
На кухне она влила в себя и два стакана воды и полбанки огуречного рассола выпила, но лучше не стало. Потом долго стояла под холодным душем, пока совсем не замерзла. Выползла, содрогаясь, на кухню, в плотно запахнутом халате, с тюрбаном полотенца на голове. Взгляд упал на кофейную турку, оставленную Сергеем в мойке. Ага, вот что ее спасет! Большая чашка крепчайшего кофе! Черного и без сахара, по-генеральски. Тем более надо уже тренироваться, привыкать помаленьку. Вот приедут они послезавтра в Питер, и она гордо отвергнет предложенные свекровью сливки с сахаром. Задавит в зародыше ее вечную к ней снисходительность.
От кофе ей и впрямь полегчало. И сватовство вчерашнее вспомнилось в мельчайших подробностях. Как шумно ввалилась в дверь Ира, как знакомились мужчины-сваты, как долго трясли друг другу руки, вежливо улыбаясь и присматриваясь исподволь.
Ирин муж ей поначалу не понравился. Может, потому, что рядом с могучей женой смотрелся не в тему – смешной плюгавенький господин с маленькими хитрыми глазками. Хотя она тут же, помнится, этой мыслью и устыдилась – разве можно Машкиного будущего свекра плюгавеньким называть, пусть и в мыслях? Потом, чтобы хоть как-то оправдаться, принялась, когда сели за стол, всячески за ним ухаживать, подсовывать вежливо то салатик, то рыбку. Слава богу, он ничего себе оказался, довольно общительным. И даже симпатичным, если сильно приглядеться. Да и все они потом такими общительными стали, что лучше не вспоминать… Слава богу, Машка с Димой их сборище вовремя покинули, к друзьям сбежали, новостью делиться.
Нет, а Ира какой номер выдала, это ж не описать! До того развеселилась, что частушки запела, и такие соленые – хоть уши затыкай. А Сергей как ее удивил… У него-то откуда вдруг талант частушечника прорезался? Такое выдавал, что у нее глаза буквально на лоб лезли. Причем с удовольствием
– Танюх, ну и повезло же тебе с мужиком, ей-богу! Да с таким мужиком жить – имя свое забыть можно! Нет, мы такого ни одной паршивой соплюхе не отдадим, самим еще пригодится. Теперь-то я тебя понимаю, ох как понимаю… Пойдем выпьем за молодых, чтобы все у них не хуже вашего-нашего было!
Нет, все-таки хорошая она, эта Ира, хоть и шебутная. Идет от нее во все стороны веселый комфорт, и не захочешь, а уступишь. И за ваших-наших пропустишь лишку. Ничего, иногда можно, наверное. От радости жизни.
Вздохнув, она с сожалением повертела в руках опустевшую чашку, посидела еще немного, прислушиваясь к себе. Кстати, там, в себе, было не так уж и плохо… Можно сказать, хорошо там было. И думы хорошие, и заботы впереди хорошие.
Дверной звонок тренькнул очень уж робко – ей даже показалось, что она ослышалась. Нет, вот еще раз тренькнул и еще раз… Кто это может быть? Маша? А может. Светик? Ну конечно, Светик, не терпится ей рассказать, наверное, про свою беременную невестку!
За дверью, однако, стояла вовсе не Светик. Она и не узнала ее сразу, эту худенькую красивую блондинку. Стояла перед ней соляным столбом, потом зачем-то подняла руку, поправила тюрбан на голове. Зачем, зачем она сюда заявилась? Надо бы что-то ей сказать, но – что?
– Здравствуйте… Вы меня не узнали, наверное. Я Диана. Я… Вы извините, но мне надо… Мне надо с вами поговорить…
– Поговорить? О чем?
– Можно я войду? Я не отниму у вас много времени, честное слово.
– Что ж, войдите…
Сделав шаг назад и запахнув поплотнее халат на груди, она снова застыла на месте, пытаясь справиться с нахлынувшим испуганным недоумением. Черт его знает, как надо вести себя в подобных случаях. Может, надо было просто захлопнуть перед носом этой Дианы дверь, наплевав на приличия? Какие тут могут иметь место приличия, в конце концов?
– Пойдемте на кухню, что ли… Не на пороге же нам разговаривать… – выдавила она из себя с огромным трудом и повернулась, как солдат на плацу, зашагала в сторону кухни, чувствуя, как робко ступает за ней след в след непрошеная гостья.
– Садитесь. Слушаю вас. А может, кофе хотите?
– Нет, спасибо, я ничего не хочу. Я действительно на одну минуту. Я не знаю, как объяснить, чтобы вы мне поверили… Хотя вам мои объяснения и не нужны, наверное. В общем, вы простите меня, пожалуйста! Я… Мне просто за маму обидно было, понимаете? Она тоже очень моего отца любила, а он ее предал… А вашего мужа я совсем не люблю и не любила! Я хотела… О господи, какую же чушь я несу…
Она замолчала, неловко опустив глаза и царапая длинным ногтем столешницу. И Таня молчала, пытаясь вникнуть в только что произнесенные, нелепые по своей сути фразы. Потом произнесла неуверенно:
– Я, наверное, не конца тебя понимаю, Диана… Ты что, хочешь сказать, что таким вот образом пыталась отомстить за свою маму? Но это же… это же глупо… Ужасно глупо…
– Да, глупо, конечно! Я и сама теперь понимаю, как глупо! Столько страданий вам принесла… Простите меня, пожалуйста! Это я не со зла, это от обиды…
– Сколько тебе лет, Диана?
– Мне? Девятнадцать…
– Да? Надо же… И Маше, дочери моей, девятнадцать…
– А ее видела, вашу Машу. Она классная девчонка. И счастливая. И… и вы тоже – счастливая…