Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

Хонихоев Виталий

И тут же без перерыва — как она застает в постели у Сина Юки и Акиру и они — все вместе смеются над ней и говорят ей обидные слова и Акира зажигает свой огонь в правой руке, а она знает что бывает, когда Акира вот так вот прищуривается, а в ее правой руке пляшет пламя и она просто успевает первой, гремят выстрелы и Акира падает навзничь, а Син бросает на нее взгляд полный разочарования и ненависти. И вот уже она бежит бесконечными анфиладами дворца, задыхаясь от слез и желая только умереть, а навстречу ей из тайных ниш выдвигаются Алые Стражи, а у нее кончаются патроны и …

И тут она понимает, что все это — неправда. И опускает руку с пистолетом. И Алый Страж отрубает ей руку по локоть. Кровь тут же запекается. Она не чувствует боли, она просто смотрит в прорези латного шлема, туда, где у Алого Стража должны были быть глаза. Страж замирает.

Как

я поняла, что это — нереальность? — думает она. Иллюзия хороша, великолепна, даже сейчас, стоя на ступенях замка босиком — она чувствует холодный мрамор, она вдыхает запах стали и крови, пороховой гари и ее любимых духов. Но она чувствует и тяжесть пистолетной рукояти, плавный ход спускового крючка под ее пальцем, а ведь эта рука отрублена и лежит на мраморном полу. И это лишь подтверждает ее умозаключения. Менталист, думает, какая гадость, меня снова изнасиловали в голову. Вторглись в святая святых, эксплуатировали мою любовь к Сину, мою настороженность по отношению к Акире-сан, то, что я не могу до конца ей доверится, и… если честно — то немного ревную ее. Потому что Акира-сан — как сверкающая звезда, самодостаточна и решительна, потому что даже Син смотрит на нее немного снизу-вверх, потому что она как Нанасэ-сан — словно старшая сестра. Потому что Акира может жить и без них всех, а вот они все без нее — не могут. Акира словно стержень их компании, словно строгая, ворчливая, но любящая мать. И как бы я к ней не относилась — Акира не оттолкнула бы меня, даже в том маловероятном случае, если бы сразу после свадьбы она и оказалась в постели моего мужа — она не стала бы отталкивать меня. И никого из нас. Ни она, ни Юки, которая в последнее время пугает контрастом между своей внешностью и какой-то внутренней мудростью — никто из них не стал бы издеваться над ней. Именно поэтому она и называет их команду Семьей. И она скорее поверит, что весь мир стал иллюзией, поверит в то, что ее глаза не видят правду, ее уши не слышат правду… и лишь ее сердце знает, что такое правда.

Она наклоняется к лежащей на холодном мраморном полу отрубленной руке и разжимает пальцы, принимая тяжесть заряженного пистолета. Где-то за спиной над ней продолжают издеваться «Акира» и «Юки». Ненастоящие. Нереальные. Фальшивки.

— Есть лишь один путь распознать Майю, иллюзию жизни вокруг нас — говорит она пересохшими губами: — находясь в кувшине жизни ты не поймешь его форму и предназначение. Только прервав цепочку перерождения и познав нирвану мудрый может узнать, что лежит по ту сторону реки Стикс… — одним коротким движением она приставляет пистолет к виску и давит на спуск. В этом мире не так уж много постоянных, не так уж много констант, здесь все может меняться и течь, но есть одна вещь, в постоянстве которой она уверена — в том, что все, на что она направила ствол оружия и потянула за спуск — обязательно умрет.

Мир вокруг вспыхивает ослепительной вспышкой и оглушающе гремит гром. Она умирает.

Когда Читосе открывает глаза — она не сразу понимает где она. В полутьме светятся зеленые огоньки какой-то аппаратуры, она лежит на жестком пластике совершенно голая, накрытая простыней. Ей прохладно. Она поднимает голову и чувствует боль в левой руке. Из левой руки тянутся какие-то провода, или это гибкая система капельницы? И … да, так и есть. Тупая боль внизу живота. Чертыхаясь, она выдергивает иголки из руки, откидывает простыню и осторожно извлекает катетеры, стараясь не думать о том, как именно и кто вводил в нее все эти трубочки. Наконец все закончено, и она садится на своем жестком, пластиковом ложе и оглядывается. Ложе находится довольно высоко от земли, на подобии стеллажа. Внизу — через равные промежутки установлены такие же ложа и на них лежат люди, накрытые простынями, с трубочками, ведущими от их рук. Она знает, что там, под простынями у них установлены катетеры. Вокруг — куда не кинь взгляд — такие же стеллажи. Словно склад для хранения людей. В изголовье каждого ложа — какая-то аппаратура с зелеными огоньками. Хотя… она бросает взгляд на пластиковый ящик в изголовье. Да, так и есть. Часть огоньков сменилась на красные, а это значит, что пора отсюда уходить. Надо найти Майко и вытащить ее отсюда, а потом рассказать Сину и Акире что тут происходит, что они наткнулись на идейных последователей вивисектора Масадзи. Она перехватывается руками за ложе, спускаясь вниз и чувствует, как ослабели ее руки и как кружится голова. Стискивает

зубы, еще не хватало упасть сейчас вниз, сломать себе ногу и валяться на бетонном полу распяленной морской звездой в ожидании охраны. Или надзирателей.

Она спускается по стеллажу вниз, думая, что сейчас как никогда похожа на обезьяну — голая, да еще и лезет куда-то… недалеко мы отошли от приматов. Надо было простыню с собой захватить, думает она, да ладно, стащу с кого-нибудь внизу, вон их сколько. Наконец она опускает ногу на холодный бетонный пол. Вот она реальность, мелькает у нее в голове, это в иллюзии у тебя под босыми ногами — теплый мрамор Лазурного Дворца, а в реальности — холодный бетонный пол. Надо будет сказать, намекнуть Сину, чтобы мне предложение на балу сделал — думает она и чувствует, как краска бросается ей в лицо. Но как? Попросить совета у Акиры — уж она-то знает, как намекнуть. Тут главное Майко не сказать, та сразу всем все растреплет.

— Эй! Ты там! Стоять! — у ближайшего стеллажа появляется фигура в темно-синей форме с какими-то нашивками на плече и кобурой у пояса. Десять метров, прикидывает расстояние Читосе, два, максимум три выстрела… и она срывается с места! Охранник судорожно шарит в кобуре, выхватывает пистолет и направляет его на нее, давит на спуск, но она меняет траекторию, уходя с линии прицела, ныряет в сторону и ниже, выстрела все еще нет!

Охранник чертыхается и хватается за пистолет, но она уже рядом! Удар по руке, держащей пистолет — уводит руку с оружием в сторону, удар в горло, так хорошо поставленный сестричкой Нанасэ, подсечка, контроль оружия и — короткий тычок в область сердца. Все.

Наклонившись над охранником Читосе смотрит ему в глаза и видит, как его покидает жизнь. Закрывает ему глаза рукой и произносит короткую молитву за упокой и за легкое перерождение. Забирает пистолет. Китайский «ТТ». Он же «Тип 51», калибр 7,62 на 25. Всего восемь патронов в магазине и … да, так и есть, все патроны в магазине, патронник пуст. С перепугу он не успел даже приготовиться к стрельбе. Что же. Она передергивает затвор, вогнав маслянисто блеснувший патрон в патронник. Теперь она чувствует себя намного лучше. Правда у охранника всего один запасной магазин, ну так…

Застонав от досады на собственную непроходимую глупость, она чуть не ударила сама себя рукой с пистолетом по лбу. Вот все-таки прав Син, рамки сознания сокращают наши возможности. Она не могла позвать на помощь только потому что была в иллюзии, но сейчас она может… она переворачивает тело охранника и обыскивает его карманы. Можно и так, но это как-то невежливо, думает она, все должно быть по правилам, нет, если совсем уж припрет — то и так сойдет, но надежда есть и …

— Ага! — торжествующе выпрямляется она, сжимая в руке металлическую коробочку с мятными леденцами. Спасибо тебе, незнакомый охранник, думает она, вот не был бы ты сладкоежка…

Она подбрасывает леденцы на ладони и … как там Юки говорит…

— Сакура, Сакура, Сакура! — шепчет она и где-то позади раздается легкий хлопок и в воздухе — проплывают розовые лепестки, а босые ножки касаются бетонного пола.

— Хм? — раздается голос и Читосе с чувством невероятного облегчения оборачивается, чтобы узреть Сакуру-тян во всей ее красе — в розовой пижамке с мишками и лицом, перепачканном в малиновом джеме. Вместо ее неизменного ниндзя-то в руках, тоже перепачканных в том же самом джеме — игровой джойстик от приставки. Отдыхает девочка, думает Читосе, а я тут со своими глупостями.

— Сакура-тян, прими пожалуйста мой дар — протягивает ей конфетки Читосе и лицо у Сакуры смягчается. Она делает шаг вперед, прижимая джойстик к груди и аккуратно выбирает конфетки из ее ладони. Читосе не разделяет легкомысленного отношения Майко к Сакуре, она понимает, что Сакура при всей ее наивности и социальной неустроенности — одна из сильнейших паралюдей мира и уж что-то, а устроить парочку неприятностей она может кому угодно. Если бы она задалась такой целью. Иногда страшно подумать, что мир, таким, каким мы его знаем — зависит от того, с какой ноги сегодня встала девочка в розовой пижаме, или там — не слишком ли обострилась паранойя у одной популярной певицы и айдола. И та, и другая могут устроить карачук в мировом масштабе… просто не хотят. И слава богу, ей еще замуж выходить и детей нянчить в домике у озера. Потому к Сакуре, несмотря на ее няшность и заспанный вид и джем, размазанный по лицу — она отнесется со всем возможным вежеством. С поклоном и подношением, как и положено при обращении к силе, превосходящей все разумные пределы.