Синее безмолвие
Шрифт:
И вдруг как-то молодо посмотрел на Прохора, хитро подмигнул ему:
— А почему бы команде «Руслана» действительно не завоевать звание экипажа коммунистического труда? А?
ДРУГ, НЕ ВЕРНУВШИЙСЯ С ПОХОДА
Вернувшись из Славгорода, Иван Трофимович долго не мог уснуть. Беседа с Майбородой, воспоминания о «Катюше» разволновали его, разбередили давно, кажется, утихшую душевную боль. Он знал земляка Майбороды, немножко флегматичного и молчаливого старшину группы торпедистов Лаврентия Баташова. В тот день, в день последнего отхода «Катюши» от пирса, Лаврентий был возбужден и, хлопоча у своих торпед, о чем-то торопливо рассказывал Подорожному. О чем же он рассказывал? Иван Трофимович закрывал усталые глаза, и перед ним вставал Баташов, веселый, говорливый, живой, такой, каким он видел его в тот день. Совсем близко можно было рассмотреть светлые волоски на торопливо и небрежно побритой щеке, маленькую родинку у правого уха, даже две совсем малюсенькие оспинки — одна выше другой, будто двоеточие, на широком лбу. Тонкие губы то растягивались в улыбке, то широко раскрывались, обнажая ослепительно белые зубы, и все время шевелились, двигались. Лаврентий что-то рассказывал ему, Ивану, но голоса не было слышно. Как ни напрягал память Подорожный, не мог вспомнить, что говорил ему тогда Баташов.
Во сне Иван Трофимович снова увидел старого знакомого. Они стояли на пирсе недалеко от только что окончившей приемку торпед «Катюши». «Вот смотри, — хвастался Лаврентий. — Письмо получил от двоюродного брата из госпиталя. Я его второй год в покойниках числю, а он, оказывается, ремонтируется в Чарджоу… Город-то, господи, я и не слыхал раньше о нем. Украина, видишь, под немцем, так теперь нашего брата в Средней Азии чинят. Вот, брат, дела какие. Тут тебе в этом письме материальчик, корреспондент, такой, что хоть очерк, хоть рассказ пиши. Брат описывает, как его один боец от верной гибели спас и за то своей, жизнью расплатился. Вот как бывает, брат». «Дай-ка почитать», — попросил Подорожный. «О таких делах наспех ни писать, ни читать нельзя, тот морской пехотинец не только перед моим братом, но и перед нами с тобой большое внимание и уважение заслужил. Вот выйдем в море, делать тебе нечего будет, бери, читай». «Сейчас делать тоже нечего, дай глянуть». «Нет, тут глянуть мало, целая ученическая тетрадь исписана». Лаврентий вынул из пришитого к тельняшке кармана пухлый, потершийся на углах самодельный конверт. «А чтоб ты не думал, что обману, вот тебе мое слово». Лаврентий вытащил огрызок химического карандаша, послюнил его и написал наискось на конверте: «Корреспонденту Подорожному материал об Андрее Демиче»… Вдруг синие буквы дрогнули и начали расплываться, расти, закрывая собою весь конверт, потом всего Лаврентия, весь причал с ошвартованными лодками…
Иван Трофимович проснулся, схватился с койки и зажег свет. Так вот где он слышал эту фамилию? Демич, Демич! Чья же это фамилия: двоюродного брата Лаврентия или спасшего его морского пехотинца? Теперь Иван Трофимович точно помнил, что, сделав эту надпись на конверте, Лаврентий сказал: «Демич его фамилия, понял?» Но тут же Подорожного позвал дежурный по бригаде и передал приказ немедленно явиться в редакцию. Больше никогда не видел Подорожный ни Лаврентия Баташова, ни «Катюши».
Иван Трофимович быстро оделся, схватил костыли и только потом догадался посмотреть на часы. Четыре утра. До первого трамвая оставался еще целый час.
А когда Грач добрался до причала, «Руслана» там уже не было. Он ушел в Чертов ковш.
ПОДВОДНЫЙ ТАРАН
Утро было погожее. На море — штиль. Светло-серая водная поверхность Чертова ковша прогибалась медленно, как огромный стальной лист, покачивая на себе собравшиеся полукругом суда-спасатели и водолазные боты. Чайки подолгу планировали над судами и, высмотрев добычу, камнем падали вниз. Через секунду они, тяжело взмахивая крыльями, поднимались вверх, зажимая в клювах рыбу. По воде расходились зыбкие круги.
Как только спасатель занял свое место среди судов, Майборода перешел на флагман. Вскоре туда вызвали Олефиренко и водолазов «Руслана».
На флагмане — огромном двухкорпусном судне с мощными кранами и лебедками — Прохор увидел многих знакомых, ныне демобилизованных, офицеров. Но непосредственной организацией работ занимался высокий полный инженер.
— Итак, Павел Иванович, — сказал он Майбороде, — начнем, пожалуй. Вы с Демичем обогнете лодки справа, вторая пара водолазов — слева. Надо уточнить положение судов, какой вокруг грунт, есть ли наружные повреждения корпуса, где и как можно будет крепить тросы и понтоны. Все это необходимо для разработки проекта судоподъема. Будьте внимательны и осторожны: нам неизвестно, есть ли торпеды на лодках и чем они снаряжены. Кроме того, в корпусе могли накопиться взрывные газы. Ориентировочная глубина — шестьдесят пять метров, но дно здесь неровное, могут быть провалы.
Майборода и Демич с помощью матросов натянули на себя скафандры, надели свинцовые галоши. Первым должен идти на глубину Павел Иванович, он закрепит конец спускового троса, по которому затем спустится Прохор. Водолазный специалист прошел к трапу и, взявшись за поручни, ждал, когда матросы затянут на нем грузы. Перед тем, как его закрыли медным трехглазым шлемом, Павел Иванович весело подмигнул Демичу. Через несколько секунд он уже скрылся в воде, только серебристые пузырьки воздуха поднимались из глубины, булькали и лопались у борта.
Ушел вслед за своим бывшим командиром и Демич. Размеренно покачиваясь на спусковом конце, Прохор спускался все глубже и глубже. Потрескивали автоматические клапаны скафандра. Давление усиливалось с каждым метром погружения. Начало немножко покалывать в ушах. Прохор сделал несколько глотательных движений, и неприятное ощущение прошло. Однообразная голубоватая масса воды заполняла пространство за иллюминатором. Вода постепенно темнела, меняла окраску: сперва стала зеленой, потом темно-синей, а снизу почти черной. Наконец перед самым иллюминатором появились темно-коричневые жгуты. «Водоросли!» — догадался Прохор и тут же почувствовал, что ноги уперлись в мягкое дно.
Демич осмотрелся. В нескольких шагах, среди высоких водорослей, как в роще, стоял Майборода. Он поднял руку, приглашая Демича следовать за ним, посмотрел на компас и, раздвигая руками водоросли, тронулся в путь. Стебли растений то и дело обвивали руки Прохора, забивались между пальцами, путались в ногах. Гибкие и скользкие, они были прочны, как шпагат. Стайки мелкой рыбешки разбегались в разные стороны.
— Как самочувствие? — спросил знакомый голос в наушниках телефона.
— Хорошо, — ответил Прохор. — Вот только видимость плохая, мешает взбаламученный ил.
— Ускорь движение, держись ближе к Майбороде, чтобы не потерять его из виду, — посоветовал телефонист.
— Есть! — по привычке ответил Прохор и, наклонившись вперед, чтобы легче преодолевать сопротивление воды, пошел быстрее.
Но заросли филлофоры вскоре окончились, начался песок, из-под которого вздымались огромные каменные глыбы, покрытые мелкой и нежной багрянкой. Видимость улучшалась…
Косые, чуть зеленоватые хрустальные столбы солнечных лучей прорывались откуда-то сверху, будто подпирая водяную крышу и наполняя синюю толщу воды рассеянным призрачным светом.
Майборода остановился и протянул руку вправо. Там лежало, упираясь одним концом в дно моря, а другим косо уходя в верхние слои воды, огромное сигарообразное тело. Когда Прохор подошел к Майбороде, Павел Иванович прислонил свой шлем к его шлему, и Прохор услышал приглушенный голос:
— Это «Катюша».
— А где же вторая? — спросил Прохор.
— Вторая под ней, занесена илом.
Только теперь Прохор понял, почему «Катюша» не лежала на дне горизонтально, а была, как ракета, нацелена одним концом к поверхности моря. Она врезалась носовой частью в огромное горбатое чудовище, которое Прохор вначале принял за выступающий со дна скалистый гребень.