Синее море, белый пароход
Шрифт:
Увидев Рыбиных, Семен отошел к пожарникам.
— Куда нам теперь? — спросил Рыбин и уронил голову на свою широкую грудь. — Хоть на материк возвращайся… Не огород бы, плюнуть на этот Сахалин…
— Говорила: давай жить тихо-спокойно у мамы, у папани. — У Дины вырвался стон из груди. — Нет, отделиться захотел… У папани собаки двор охраняют, а тут мы как на ладони-и-и…
— Не паниковать! — прикрикнул отец, шевеля правым плечом. — Скоро японцев на родину отвезут.
— Как на ладони-и-и… — причитала Дина.
Бабушка поправила волосы Дине и успокоила ее:
— Вместе пока поживем, не бедуй.
— Собачку я заведу, — пообещал Рыбин жене и забрал у нее вазу.
— Не могу допустить, что Кимура поджег, — сказал отец, щуря глаза.
Он еще пошевелил пальцами правой руки и пошел к пожарникам. Те растаскивали баграми балки с желтыми листочками пламени.
Бабушка взяла Дину под руку и повела к нашему дому,
Я встал с подергивающегося шланга и тоже побрел домой. В темноте шевелилось море. Вздохи его доносились сюда.
Я стал думать: кто же мог поджечь Рыбина? Ну, Кимура не мог. Куда он спрячется после этого? В сопки разве удерет? Но там долго не напрячешься… Пожалуй, бабушка права: сам себя Рыбин поджег жаровней. Опять же, как подвел его зоркий хозяйственный глаз?..
Я обогнал бабушку, маму и Рыбиных. Света не было в нашем доме. Я беззвучно пробрался наверх.
Юрик спал, тихонько посвистывая носом. Я на секунду включил свет. Юрик улыбался. Наверное, ему снился белый пароход. А может, он в самом деле есть, белый пароход? Плавает где-нибудь в теплом море…
Я забрался в свою постель и накрылся с головой одеялом.
… А если нет его, нельзя ли, чтобы все вокруг было как на «Оранжаде»?
Пришли наши и Рыбины. Зажгли свет только в левой комнате. Стали укладываться. Говорили они шепотом. Я слышал, как бабушка уговаривала маму перейти в комнату к отцу. Но мама резко ответила ей, чтобы бабушка не совалась не в свои дела.
И тогда я решил, что человеку, конечно, трудно устроить жизнь, как на белом пароходе.
13
Проснулся я от щекотки. Лягнул, не раскрывая глаз, но в Юрика не попал. Он издали щекотал мне пятку соломинкой и хихикал.
— Вставай, лежебока, — сказала бабушка и загремела посудой у печки, — проспишь белый свет.
Я притаился и, когда Юрик подполз ближе, накинул на него одеяло. Он завопил, потому что боялся задохнуться.
— Попей чаю! — крикнула мне бабушка, но я уже мчался по лестнице. Мне надо было договориться с Сумико, чтобы она никуда не уходила, ждала меня. Я позавтракаю, и мы с ней убежим на море купаться.
Я постучался. Мне никто не ответил. Тогда я откатил дверь. В комнате — пусто. На татами валялась мерная трубка с длинным мундштуком. Я крикнул вполголоса:
— Эй!
Никто не отозвался. Я вошел во вторую дверь. На полу валялась желтая косынка Ивао. Я повернулся. Рыбки в аквариуме в углу пялили на меня глаза. Я нашел крошки за аквариумом и бросил в воду несколько щепоток. Рыбешки накинулись на пищу. Их, видно, не кормили утром. Сбежали хозяева… И Сумико с ними! Сумико!..
Я плотно задвинул дверь и медленно поднялся по лестнице.
— Давай чаю, бабушка, — сказал я.
— Умойся сначала, — ответила она.
Я равнодушно сполоснулся под умывальником. Бабушка поставила на низенький столик рисовую кашу с молоком.
— Я же сказал — чаю, — нахмурился я.
— Не выламывайся, ешь, — приказала она и скрестила руки впереди. — Мать приказала табак полоть.
— Я его не курю, — ответил я, ковыряясь ложкой в каше.
— Со мной ты бедовый, — сказала она, качая головой. — А перед отцом?..
Я промолчал и усердно стал есть кашу. Бабушка подставила мне и кружку чаю. Бабушкины глаза были блеклые, как ее старая синяя кофта, и добрые-добрые. Губы сжаты вроде сурово, но самые кончики вздернулись вверх. Сказать ей или нет, что ее японцы удрали? Лучше скажу после. Она расстроится. Все-таки крепко сдружилась с ними. Как вчера она их защищала! А они всех обвели вокруг пальца… И меня особенно… Эх, Сумико, Сумико! Я думал, что мы друзья… Я поднял глаза на деда, тяжело вздохнул и отвел взгляд. А может, вовсе и не Кимура поджег? Тогда почему все удрали? Если невиновны, зачем удирать?.. Эх, Сумико, Сумико!..
— Опять на целый день? — спросила бабушка.
— Есть дело, — ответил я, запивая кашу чаем.
— Какое? — подлез ко мне Юрик.
— Важное, — сказал я.
— Я с тобой! — запрыгал брат.
— Тебе нельзя, — сказал я.
Юрик сел у моих ног, и прозрачные живчики побежали из его глаз.
— Все мне нельзя, — причитал он, крутя кулачками в глазах. — Так у меня ноги не окрепнут.
— Не реви, — сказал я, морщась, и махнул рукой. — Обувай свои сандалии.
Юрик мячиком подскочил с татами. Он вмиг обул красные сандалии и зашлепал по лестнице впереди меня.
Я поймал брата за руку и повел на пожарище.
Головешки отливали на солнце синим цветом. По ним ходили два пожарника и милиционер. Они что-то выискивали среди обгорелых досок. Если бы они знали, что наши соседи сбежали, наверное, перестали бы рыться в головешках. Надо искать Кимуру. Он выждал удобный момент, отомстил и ушел в море на шлюпке, захватив своих. Вот как мстить надо!..
— Видишь… — сказал я Юрику.
— Да, — ответил он и засунул палец в рот.
— Теперь иди домой, — сказал я, поворачивая назад.
— А ты?
— Я пойду искать тех, кто поджег дом дяди Рыбина.
— И я с тобой, — ответил Юрик, морща нос.
Я остановился, взъерошил ему пух на голове, крепко взял за руку и потащил вниз по дороге. Надо было б спуститься по обрыву — и быстрее к речке Мутной, которая впадала в море за городком, за правым краем волнолома, но с братом я побоялся идти по обрыву.
Мы с ним прошли под императорскими воротами. Здесь я на минуту остановился. Юрик заметил, что я пристально гляжу в землю. А я глядел на кривую тень арки-меча.