Сингомэйкеры
Шрифт:
Вечером я еще ломал голову над загадочными словами шефа насчет перевода на некий этаж. Работаю в том же кабинете, жалованье все то же, разве что задачки мне подкидывают уже не масштабов Черкизовского рынка. Но это ничего не значит, на своей прошлой работе я прослеживал влияние мировоззрения протестантизма на арабские страны, но это не значит, что я как-то воздействовал на те процессы.
По дороге домой заехал в автосалон. Менеджер встретил еще у входа:
– Что вам показать?
– Ну… – сказал я, – хотя бы… «Порш». Да, «Порш» подойдет.
Он широко
– Великолепный выбор! В какой комплектации?
– Чтоб усе было, – сказал я. – Все навороты, диски девятнадцать дюймов… если нет, то не меньше восемнадцати, шипованная резина… Нет-нет, никаких универсальных, я в России живу, а не в Греции…
Раньше сумма в сто тысяч евро казалась запредельной, а сейчас сам удивился, как легко выложил эти деньги. За эту сумму можно было взять «Астен», с виду он даже круче, но в моих краях «Порш» звучал как символ богатства, а вот про «Астена» никто не слышал.
Вообще-то, расплатившись, тут же пожалел, что не взял «Бентли» или «Ламборджини», оба по триста тысяч евро, цена, конечно, кусается, но я мог бы осилить, кое-где затянув ремень и снизив расходы, даже влезть можно в краткосрочный кредит, зато сами слова «Бентли», «Ламборджини» у нас крепко-накрепко связаны с миллионерами.
Ладно, придет время и «Бентли». Может быть, придет.
Тьюринг, основатель кибернетики, отец современной компьютеризации, предсказал создание мыслящих машин. Он же предложил простейший тест, названный впоследствии «тестом Тьюринга», суть его в том, что человек общается с сидящими за шторкой другим человеком и машиной. Если за пять минут, задавая вопросы и получая ответы, он не сможет определить, где машина, то значит, она уже мыслит.
Он считал, что вычислительные машины пройдут этот тест уже в 2000 году. Их память к тому времени будет достигать 200 мегабайт!
Так что оптимистичные прогнозы даже таких гениев не всегда оправдываются. Тем более не стоит доверять тем, кто выдает желаемое за действительное. На это и нужно делать акцент в нашей пропаганде… э-э… здорового образа жизни.
Глеб Модестович изложил это нам в своей привычно строго-добродушной манере, сдвинул очки на кончик носа и посмотрел поверх.
– Все поняли?
Арнольд Арнольдович сказал благодушно:
– Все. А теперь объясни, к чему ты это?
Глеб Модестович пожал плечами.
– Ну, как делаются эти прогнозы? Какой-нибудь доктор наук, которому лет сорок, прикидывает, что ему осталось жить еще лет тридцать-сорок, и говорит, что бессмертие будет достигнуто в 2030 году, то есть когда он будет стоять на краю могилы и… все-таки успеет ступить в вечную жизнь! Ну, вы поняли. Эти прогнозы делаются не столько на прогрессе науки… невозможно предугадать временные затраты при переходе на новые технологии… а подгоняются под себя, любимого.
– Ну да, – согласился Арнольд Арнольдович, – все, что за пределами его жизни, уже не стоит внимания. Это понятно.
– Как по-человечески, – зло хохотнул Жуков. – Как понятно! Так бы я этого человека, даже в себе самом, за ножку и об угол… С размаха! Чтоб не пачкал меня своей человечностью.
Глеб Модестович помотал головой, не давая увести себя в сторону.
– Стоп-стоп. Давайте ближе к нашей работе. Как только увидите где такое дурное заявление… ну, что бессмертие или хотя бы полное излечение от всех болезней будет достигнуто в обозримом будущем, вытаскивайте пример Тьюринга. Если даже такой гений ошибался…
Тарасюк сказал угодливо:
– Да, шеф! Есть, шеф. Все поняли. Так и сделаем! Сделаем, ребята?
Жуков пробормотал:
– Да не мельтеши.
– Я мельтешу?
– Ты мельтешишь, – сказал Жуков. – Здоровенный, как носорог, а мельтешишь, как комар какой.
Тарасюк фыркнул и сделал вид, что смертельно обиделся.
Арнольд Арнольдович исчез на три дня, а потом появился в кафе, когда мы обедали, весь усталый, с темными кругами под глазами, а еще с сильно распухшими и отвисшими, как у хомяка, щеками.
Еще недавно он ослеплял всех блеском безукоризненных зубов, но оказалось, что и сверхсовременные зубные протезы имеют свои пределы. Или не свои, это как считать, потому что любые протезы «пробивают» не такую уж и прочную костную ткань так, что та глубоко проседает, и протезам всякий раз приходится делать перебалансировку или вовсе изготавливать их заново.
Я вспомнил, что уже несколько лет газетчики бьют в литавры о новом подходе в зубном протезировании, когда вместо осточертевших вставных челюстей в кости вживляют металлические штыри, а на них навинчивают керамические зубы. И вид прекрасный, и гарантия на двадцать пять лет. Потом появились первые осторожные уточнения, на которые все равно никто не обращал внимания: эта процедура со штырями возможна, если зубы потерял в молодости. В том возрасте и кость еще не успевает рассосаться от неиспользования, и вставная челюсть ее не «проклацает» за годы и годы. А вот тем, кому это как раз нужно, старикам, остается только облизываться.
Арнольд Арнольдович сидел за соседним столом, я слышал, как он рассказывает Тарасюку сварливо-обиженным голосом:
– …и представьте себе, ему самому лет шестьдесят, должен бы меня понимать, так нет же! Посмотрел так это с недоумением и говорит: а зачем вам идти на все эти муки?.. Можем, дескать, предложить улучшенный вариант вставной челюсти. Прослужит еще лет семь, а то и все десять… Этого достаточно, чтобы дожить спокойно и с достоинством…
Тарасюк спросил с интересом:
– И что ты ему?
Арнольд Арнольдович сказал зло:
– А что я могу? Это у него не профессиональная ошибка, мировоззрение такое! Нормальное мировоззрение, кстати. Обычное! Как у всех идиотов. Это мы здесь ненормальные. Как я ему могу сказать, что хочу не доживать, а жить? Жить полноценной жизнью здорового мужчины, а не спокойно доживающего свой век старого пердуна?.. Он просто не поймет. Он же нормальный!
Тарасюк спросил деловито:
– А что вам делали? Имплантаты вставили?
Арнольд Арнольдович отмахнулся.