Синие берега
Шрифт:
В сердце хлынула волна благодарности этому, похожему скорее на преподавателя, чем на комбата, седому, с истомленным лицом, иссеченным крутыми морщинами, как затвердевшими ссадинами, человеку, уже потерявшему на войне все, кроме собственной жизни, которой, видно было, он теперь и не дорожил. Комбат не уходил из глаз. Долговязый, сухощавый, с потухшей папиросой между пальцев, сидел он на пне возле землянки и участливо смотрел на него. Он и сейчас был еще недалеко, комбат, спокойный и строгий, терпеливый, добрый, он был рядом, и от сознания этого делалось хорошо и казалось, нет такого, чего нельзя превозмочь.
Кирюшкин, кажется, опять задремал над телефонным аппаратом.
–
– Да?..
Андрей выбрался из блиндажа. Легкий ветер, налетевший с реки, обдал песком лицо Андрея. Он смежил веки. Потом обвел глазами сомкнувшееся вокруг него пространство, в черном воздухе ничего нельзя было различить, он прощался с этим краешком земли, который должен удерживать до двух тридцати. Во что бы то ни стало. И он отстоит этот краешек до двух тридцати, во что бы то ни стало. Он понимал, конечно, что тут, между рощей и холмом, где находился противник, и берегом, где стояла рота, лишь клочок войны. Но для солдата, в ту минуту, когда на него идут танки, главная война здесь. И здесь должна быть победа.
"Я знаю, они меня одолеют, - грустно покачал головой, - их много, очень много, и пушки, и танки. Противник пустит танки.
– Андрей уже не сомневался в этом.
– Потом пойдет пехота, превосходящая мои силы. И все-таки я должен выстоять, пока не перейдут переправу последние наши подразделения". И с новой силой охватила Андрея уверенность, что удержит переправу, сколько надо, и взорвет ее. И взорвет ее, во что бы то ни стало. Об этом думал он все время. Только минута, та, что наступит после двух часов двадцати девяти минут, только эти тысяча пятьсот метров оставляемой земли, только мост, контуры которого и во тьме выдавали его тяжелую и неподвижную красоту и которому осталось недолго жить, только это было важно сейчас, все остальное уже не имело значения. Андрей с удивлением подумал вдруг, что граница земли, до которой он дойдет, - берег реки, отстоявший всего метрах в семистах отсюда, для него и граница войны и жизни тоже. И он это знает. Человек знает, что смертен. Но ему счастливо неведомо, когда именно наступит его конец. Теперь Андрей это знал. Смысл его жизни, оказывается, был в том, чтоб дойти до какого-то луга и белого песчаного берега, которых до этого и не видел никогда, и здесь ни с того ни с сего умереть...
Умереть всегда страшно, что бы там ни говорили, но он видел красноармейцев, бросавшихся вперед; вперед - это на пулеметы, бившие в упор, на строчившие автоматы; он видел перекошенные в ярости лица, и перекошенные лица эти были прекрасны. Вперед - это смерть, они знали, что смерть; они знали, и ничто не могло их остановить; и подумать нельзя было, что им страшно. Только попранная правда может вызвать такую силу, поднимающую человека над всем, над страхом тоже, даже над боязнью умереть.
Долгий шорох заставил Андрея прислушаться, показалось, что ветер трется о бруствер. Шорох приближался, потом донеслось срывающееся дыхание. "Ребята! Они... Наконец!" Андрей не выдержал, поспешил навстречу.
У поворота хода сообщения возникли три смутные фигуры.
– Черт бы вас побрал!
– обрадованно выпалил Андрей.
– Черт бы вас побрал!
– Он похлопал по плечу одного, другого, третьего.
– Спасибо, Капитонов, все целы.
– Целы, товарищ лейтенант, - утомленно, как бы безразлично, откликнулся Капитонов.
– Долговато получилось.
– Ничего, главное - все вернулись. Пошли.
Уселись в блиндаже. На столе - лампа-гильза. Вьющийся вокруг желтого язычка пламени дымок казался тенью огня. Огонь отбрасывал неровный свет на стены, на потолок. Лица всех троих, увидел Андрей, как-то сразу исхудали, осунулись,
– Воды бы, - просительно взглянул на Валерика Капитонов, низкорослый, щуплый, тоненький-тоненький. "Неужели ему под тридцать?" - удивленно подумал Андрей.
Валерик шустро подхватил с пола два котелка с водой, один подал Капитонову, все еще смотревшему на него, другой - тем, двоим. Капитонов, запрокинув голову, пил, пил долго, не отрываясь от котелка. С уголков губ стекали струйки, оставляя след на гимнастерке.
– Курите, - Андрей раскрыл пачку папирос.
Три руки потянулись к пачке. Прикурили от лампы-гильзы. И трое, как заводные, одновременно вобрали в себя как можно больше дыма и одновременно густо выдохнули его.
Для того, чтоб усесться, утолить жажду, закурить, понадобилось несколько минут. Но и эти минуты показались Андрею долгими.
– Давай, сержант, - нетерпеливо бросил он Капитонову.
– Что?
– Ничего такого разведать не удалось, - сказал Капитонов. Он сипло вздохнул.
– Танки нигде не обнаружили. Вон Абрамов Костя, он прополз в глубь опушки.
– Метров на триста в лес пробрался, - как бы пробудившись, вскинул голову и додал остроносый парень в осевшей на уши пилотке, - куда вы говорили. Ну, прополз, и чуток дале, верно, котлованы есть, по двум полазил, потому что пустые и - черт его знает - охраны никакой. Котлованы те, должно, были танковые укрытия. Шибко там бензином разило. Ну, взял правее, против нашего первого взвода, как вы приказали, и еще правее. Никаких моторов не слыхал. И голосов никаких.
– Мертво, - подтверждая, кивнул Капитонов.
– Возможно, противник увел оттуда танки, раз место нашей артиллерией пристреляно.
– Слушая разведчиков, Андрей рассуждал сам с собой.
– Куда вот увел?
– А мы - лугом и выбрались к большой дороге, думали - там в кустах сосредоточены танки, чтоб по ровному и на мост, - продолжал Капитонов. Он говорил, наклонив голову, чтоб глаза ни на что не отвлекались, а видели только луг, по которому то, неслышно ступая, шли они, то ползли, и большую дорогу.
– Непонятно, - приподнял плечи в удивлении.
– И сторожевого охранения вроде не выставили нигде.
– Дальше, дальше, - поторапливал Андрей.
– Дальше, товарищ лейтенант, опять вышли мы в луг... приблизились к силосной башне. На самой верхотуре мелькали хитрые огоньки.
– Как - хитрые?
– не понял Андрей.
– Ну, вспыхивали они в западную сторону, с нашего боку их бы не увидеть. Курили, точно. Не иначе, пулеметы там. Дот, точно.
"Дот, точно.
– Андрей повторил про себя слова Капитонова.
– Не уверен, значит, боится немец контратаки. После вчерашнего, когда потрепали его танки". Андрей внимательно смотрел на Капитонова, тот продолжал:
– А за мельницей, подглядели мы, фрицы разгребали завалы. Те, что наши набросали.
– А почему думаешь, что завалы разгребали?
– насторожился Андрей.
– Сам слышал. И вот он, Иванов, - показал, - слышал.
– А как же вы слышали?
– уточнял Андрей.
– Не рядом же с немцами стояли...
– Не рядом, - согласился Капитонов.
– Завалы ж и разгрести и разобрать надо. А помните, делали их из необхватных сосен. Вот и слышали мы тяжелый след, когда сосны волоком волокли и когда фрицы на себе таскали. Топали же как!..