Синие берега
Шрифт:
Четверо, пригнув головы, побежали по траншее.
Цвик... цвик... цвик... Немцы уже близко. Цвик... цвик... Песок с бруствера, будто ветром сдувало, порошил лицо. Вано протирал глаза, но резь не проходила.
"Заставлю фрицев залечь, да?
– Но мысль эта не убавила тревоги. Заставлю залечь. На две-три минуты задержу их продвижение. Две-три минуты, как-никак - время". А что это даст? Что изменит?
– вдруг подумалось. "Не знаю. Не знаю... А все-таки время, да?.." Он сознавал: положение безвыходное. Пусть. Так, задаром, он им не дастся. "Ты, фриц, еще нажрешься у меня земли".
– Тухватуллин! Приготовить гранату!
И еще тверже:
– Клязин! Гранату!
Решительный тон Вано должен был придать бойцам чувство уверенности. Он и сам услышал в своем голосе нотки надежды, которой у него уже не было.
– Кидай!!
Гранаты ахнули одна за другой. Из траншеи видно было: вспыхнули огненные кусты и клочковатое пламя метнулось вверх, потом вниз, как бы придавленное тьмой.
Автоматный треск прервался. "Залегли, собаки!" - успокоительно стучало в груди. Вано показалось даже, что беда отведена. "Может, отобьемся?"
Близко снова раздались раскатистые очереди противника.
– Петя Петров убит!
– надрывно крикнул Петров, Миша, узнал его Вано.
А немцы лезли, лезли вперед. И где их взялось столько?
Еще вскрик, мученический, короткий.
– Клязин?
– встревожился Вано.
– Клязин!
Клязин не откликнулся.
– Мертвый уже. На мой спина свалился. Совсем упал, - жестко вздохнул Тухватуллин.
– Совсем, думай, убит.
Вано уже не слушал, его отвлекли немецкие автоматные выстрелы рядом с собой. И он дал очередь, вторую, еще...
Он нажимал на спуск, нажимал на спуск - автомат молчал.
Кончился диск, последний.
– Винтовку!! Хоть Петрова! Хоть Клязина! Быстро винтовку!!
Тухватуллин сунул Вано чью-то винтовку и подсумок. Ощущение спасительной тяжести в руках вернуло ему уверенность.
Выстрел. Выстрел. Обойму за обоймой выхватывал Вано из подсумка, заряжал винтовку и стрелял, стрелял, как только в темноте обозначалась цель.
– Ой!
– вскинулся голос, не то растерянно, не то испуганно.
– Что?! Скворцов?! Что?!
– "И этому пришел конец?"
– Приклад пулей перешибло...
– виновато проговорил Скворцов, будто сам винтовку расколол.
– Гранатой дам сейчас...
Но гранату швырнуть не успел.
Выстрелить Вано тоже не успел.
Немцы метнули гранаты. Вано и Скворцов шлепнулись на дно траншеи над бруствером вскинулось пламя и чиркнули осколки. Вано упал на спину и, когда убрал руки от лица, снова зажмурил глаза: резко сверкавшие звезды в небе показались ему множеством осколков - вот-вот бухнутся вниз. Будто тугой мешок кто-то бросил в траншею, тяжело свалилось живое, злобно напрягшееся тело.
– Немец!
Под ударом сапога голова Вано отклонилась назад.
– А!
– Не от боли крикнул Вано. Боли он не ощутил, словно со стороны смотрел, как чей-то сапог врезался носком ему в подбородок. Он сглотнул кровь, наполнившую рот.
Он оказался перед темной глыбой, свесившейся над ним. Отворотив приклад винтовки, Вано подался головой вперед, готовый ринуться на глыбу и в то же время увернуться от возможного удара. "Немец без автомата, мелькнуло в сознании.
– Обронил, видно, когда падал..." В отсвете огня, полыхавшего
Примериваясь, стояли они друг против друга, и, наверное, ни тот, ни другой не могли отличить своего дыхания от дыхания чужого. "Так, слушай, долго продолжаться не может, - лихорадочно соображал Вано, - кто-то кого-то должен свалить. Свали его, Вано..." И, собрав силы, Вано прикладом двинул немца в бок, даже руки заныли. Сшиб немца. Сшиб!
Вано не успел перевести дух, как тот вскочил, выпрямился, взмахнул руками, словно в воду бросался, и, высокий, толстый, снова бросился на Вано. Вано не выдержал тяжести, ноги подломились, он упал. Немец накрыл его своим широким телом, сомкнул руки на горле Вано и сдавливал, сдавливал. У Вано пресеклось дыхание, и его охватила слабость. Он почувствовал, какие у немца сильные и цепкие пальцы.
Вано все-таки выдернул руку из-под немца. Уперся ладонью в землю, приподнял плечо и пробовал скинуть его с себя. Не получилось. Немец плотно стиснул его, густо дышал кислым ему в лицо, дышал часто, толчками, грудь немца, чувствовал Вано, подымалась и опускалась. Подогнув колени, Вано уткнулся немцу в живот. Силы еще были, но долго держать так колени он не сможет, немец снова его подомнет. Сделав последнее усилие, Вано сбросил с себя немца. Он уже стоял, покачиваясь, на широко расставленных ногах. Одновременно рванулся с земли и немец. Не давая немцу опомниться, Вано вцепился ему в ноги, ниже колен, и тот свалился. Сжав кулак, Вано двинул в правую скулу, в левую скулу, еще раз, еще раз, и еще раз, и потерял счет. Потом нашарил выпущенную из рук винтовку, неловко, как вышло, выстрелил. Немец дернул плечами, головой, всем телом и затих. Он больше не двигался, он лежал, подобрав под себя ноги и выбросив вперед руку, словно все еще хотел дотянуться до Вано.
Вспыхивали ракеты, и бледный свет вырывал из темноты то один, то другой кусок траншеи.
В траншее все еще дрались.
Вано кинулся на крик Анисимова. Обхватив немца, он клубком перекатывался с ним в темноте траншеи. Анисимов хрипел, немец хрипел, у кого-то из них булькало в горле, словно захлебывался. Вано выждал секунду - перед глазами спина немца, и голова, с нее свалилась каска. Со всего маху опустил Вано на голову немца приклад.
– Не лезь, слушай, куда не звали, сволочь-Гитлер!
– прорычал, и опять прикладом.
– На моей земле только мне жить!
– Удар, удар.
– Я тебя, слушай, и с того света достану и еще раз убью! Обязательно, слушай, убью! Вот как сейчас...
– дышал он прерывисто, тяжело.
Анисимов вскочил на ноги, схватил винтовку, выроненную им, когда немец его подмял, он нетвердо держал ее в трясущейся руке. Растерянный, не двигался с места.
– Ты сдурел, слушай?
– прошипел Вано.
– Сдурел, да? С одним фрицем чикаться столько, когда их куча вон!..
Анисимов не откликнулся, слышно было, рванул затвор винтовки и побежал по ходу сообщения, где смешались матерная брань и немецкие ругательства.
Кто-то встревоженно дернул Вано за руку.
– Взводный!.. Вано!..