Синие берега
Шрифт:
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Облака расползлись по небу, и небо перестало быть голубым. Оно стало белым, кудлатым. Облака сделали небо подвижным, быстрым и шли на юго-восток. Андрей тоже повернул на юго-восток, как бы вслед им. В конце концов, все равно, в какую сторону двигаться - обстановки он не знал и в любом направлении мог наткнуться на противника.
Рота шла лесом. Молодым березняком. Во всем виделась Андрею прячущаяся враждебность. Ветер ударил по вершинам деревьев, внизу побежала пригнувшаяся трава - он вслушался: не подкрадывался
– Эге, смотрите, товарищ лейтенант.
– Данила не сводил глаз с молодой березы.
– Смотрите.
– Чего смотреть?
– На березку смотрите. Вершинка сломана. Видите? Теперь потопали дальше.
Данила шел рядом с Андреем.
– Вторая береза. Третья. Четвертая, - считал он встречавшиеся им березы.
– Пятая вот. Шестая. Седьмая. Дальше. Дальше. Восьмая. Девятая! Видите, и у этой шея свернута? На каждой девятой березе вершинка вниз.
– И что?
– А то, товарищ лейтенант. Разведка какая-то проходила здесь до нас. Дорогу примечала.
– Вроде бы так...
"Значит, идем чьим-то путем?
– согласился Андрей.
– Может, мы куда и выйдем".
В просвете опушки завиднелась дорога. Рота вышла на дорогу.
Истоптанная множеством сапог, искореженная траками, колесами дорога след войны, оставленный вчера, позавчера, может быть сегодня, показывал, куда шли наступавшие, отступавшие. Дорога, одинаковая вся, с одинаковыми тополями в запыленной листве по правую сторону, с открытым неубранным полем по левую сторону, тоже одинаковым, и можно было подумать, что и не двигалась она вовсе, и сколько ни ступай по ней, никуда не дойти.
Андрей шел и оглядывался. Цепочка бойцов растянулась.
– Прибавить шаг!
Крутой излом уводил дорогу от начинавшейся лощины. Андрей с бойцами спустился в лощину, так спокойней будет.
Кончилась лощина. Андрей нервничал: вокруг одни луговины, поляны, и не скрыться, если что. Вон показался на поляне невысокий кустарник, почти овальной формы, с потемневшей листвой, издалека напоминавший сбившихся в кучу овец.
Вдруг все, как по команде, подняли вверх голову: в небе знакомо рокотал самолет. Мария судорожно рванулась с места.
– Не туда!
– криком остановил ее Андрей.
– В кустарник!
– Это относилось ко всем.
И все бросились в кусты.
Из кустарника следил Андрей, куда направлялся самолет. В первый раз был он рад, увидев над собой вражеский самолет: "рама" - разведчик, Семен тоже не спускал с самолета глаз. Самолет забирал влево, один раз немного снизился, лег на крыло, и поплыл дальше - влево, влево. И пропал, словно утонул в облаках.
– Спасибо проклятой "раме", - дорогу нам показала.
– Семен выбирался из кустов.
– Вот именно. Куда "рама", туда и нам держать путь. Влево, только влево. Туда отправилась на разведку. Есть, значит, что разведывать там...
Влево - это прямо на север. "Ну,
– За мной!
Шаг, второй... Пятый, шестой, седьмой... Восьмой, девятый... Много шагов. Андрей обрел цель, а вместе с нею и надежду. С каждым шагом походка становилась тверже, решительней, будто шел туда, где ждала его победа, во всяком случае, военный успех.
Шишарев отстал метров на сто, Сянский с Тишкой-мокрые-штаны, и Рябов, и Данила едва плелись позади.
Андрей остановился. Рядом остановились Валерик, ступавший с ним шаг в шаг, Вано с Полянцевым, Саша, Пилипенко. Пилипенко выпустил из рук пулемет - отдохнут руки малость.
– А ну, подтягивайсь! Не отставать! Подтягивайсь!
Андрей был спокоен, и голос его выражал это спокойствие.
Подходил Шишарев.
– Дух весь выпустил, трясця твоей матери?
– процедил Пилипенко.
– Сбиты ноги когда и ноют кости, дорога даже в рай не радует.
– Зачем, к черту, рай? Хоть куда-нибудь добраться - попить, пожрать, поспать. Вот тебе и рай будет.
Шишарев покорно склонил голову: "Простые слова сказал человек, а красиво как да правильно".
– Да, Гаррик...
Подходили остальные.
И снова в путь. На север, на север.
2
Впереди, далеко, обозначилась полоса леса.
Но начинался лес гораздо ближе. На поляне, как стражи, стерегущие дорогу в лес, появились две березы, старые, высокие и толстые, с поникшими поредевшими вершинами, словно им давно надоело стоять вот так, в одиночестве. С нижних длинных ветвей на верхние, на самые макушки, перелетели три вороны, шумно хлопнув крыльями, недовольно и грозно картавя. Шагах в тридцати от тех двух берез, навстречу вышла еще одна береза, потом - несколько берез вперемежку с осинами. Потом пошли ели, становилось теснее. Лес, лес.
Тускнеющий свет иссякающего дня остался позади, там, на поляне, а здесь, в лесу, уже владычествовала ночь. Андрей забеспокоился.
– Подтягивайсь! Подтягивайсь! Держи на мой голос!
Подтягивались. Подходили к широкой сосне, у которой Андрей стоял. По походке, по голосам узнавал тех, кто подходил. Пилипенко? Он. Мерный перестук катившегося пулемета подсказал, что он. И сердитый голос Пилипенко: должно быть, наткнулся на кого-то.
– Смотришь, как баран в воду, трясця твоей матери!
И Сянский приближался - он откликнулся, защищаясь:
– Темнота чертова. Не видно, куда ногу ставить.
Андрей все время вслушивался: то ли показалось, то ли в самом деле улавливал отдаленный гул бивших орудий. В ту сторону, где слышалась артиллерия, и направилась "рама".
– Орудийная стрельба, точно, - подтвердил Семен.
– Где-то там линия фронта.
– Где-то там, - задумчиво согласился Андрей.
– Задача установить где, и как добраться туда. Вано! Саша!