Синий аметист
Шрифт:
Жан Петри взял еще один бокал шампанского — явно, журналист решил отпраздновать свой отъезд.
— Впрочем, нельзя сказать, что уезжаю без сожаления, — добавил он. — Во-первых, жаль покидать город — есть в нем какая-то скрытая романтика. И еще, грустно расставаться с тем вон Христосом, что возвышается над толпой, — журналист кивнул в сторону Луки Христофорова, с жаром объяснявшего что-то мисс Пиэрс. — Прекрасный, удивительный человек, чистый и наивный, как ребенок. Идеалист. Мир, по его мнению, создан лишь для красоты и восторга. Возможно, он — счастливчик, но боюсь, что ваши приятели могут сыграть с ним злую шутку, особенно теперь, когда скоро придется
Грозев засмеялся.
— Слишком рано вы предсказываете поражение турецкой армии.
— Я не предсказываю, я в этом абсолютно уверен! — И Жан Петри взглянул Грозеву прямо в глаза. — Вы еще сомневаетесь?… — Ха!.. Вот вам мой журналистский билет, — он достал из кармана небольшую книжечку и протянул ее Грозеву, — он мне уже без надобности. И если не случится то, что я предсказываю, разыщите меня и плюньте мне в лицо.
Борис на секунду задержал взгляд на билете и сдержанно сказал:
— Если вы даете мне билет как сувенир, на память о вас, я его приму. Хотя, мне кажется… конечно, прошу меня извинить, ваше утверждение самонадеянно.
— Не сомневайтесь! — Жан Петри резким жестом поставил пустой бокал на поднос.
Шум в глубине комнаты все больше усиливался, было видно, что Христофоров яростно спорит о чем-то с Михалаки Гюмюшгерданом, который, весь красный, наскакивал на учителя как петух.
— Там что-то происходит. Пойду туда… — и, дружески кивнув Грозеву, Жан Петри поспешил к собравшимся.
Грозев остался у окна один. Неподалеку Амурат-бей в присутствии Аргиряди, греческого консула и Хюсни-бея рассказывал какую-то историю, негромко посмеиваясь.
Шум у камина постепенно стих, лакеи засуетились, расставляя стулья. Гости направились к середине салона.
София разговаривала с консулом Адельбургом. великолепно выглядевшим в своем зеленоватом фраке и предвкушавшим удовольствие танцев. Закончив беседу. София присела у фисгармонии, легко прикоснулась к клавишам — и салон заполнили меланхолические звуки музыки Монтеверди.
Грозев незаметно отделился от толпы и вышел в коридор. Там никого не было, и он мог свободно наблюдать за девушкой.
София играла увлеченно, вкладывая в игру все свое чувство. Борис ясно видел ее строгий профиль. Она медленно повернула голову. Взгляд ее темных, блестящих глаз скользнул по собравшимся, по стенам и многочисленным лампам и несмело приблизился к тому месту, где стоял он. Нерешительно остановился, будто споткнувшись, не решаясь переступить невидимую черту. Но вдруг девушка, победив смущение, подняла глаза — всего секунду они смотрели друг на друга, но Грозеву показалось, что свет синих, взволнованных глаз объял его подобно свежему дыханию. Это было столь неожиданно и необычайно, хотя где-то в глубине души Борис ожидал этого. Лицо Софии вспыхнуло, и она склонилась над клавишами.
Грозев оперся о косяк двери. Теперь он понял, что это не игра и не каприз. Он еще раз украдкой взглянул на девушку. Неужели это дочь Аргиряди, которую он впервые увидел в Хюсерлии? Наездница в амазонке, с превосходством взирающая на мир? Сейчас перед собой он видел взволнованное существо, впервые испытавшее сильное чувство и испугавшееся этого…
Борис подошел к раскрытому окну. В душе его бушевало пламя чувства, в котором он боялся себе признаться.
Последний аккорд растаял в воздухе. София неподвижно застыла у фисгармонии.
И сразу же люди зашумели, задвигались, возбужденные прекрасной игрой. София встала и поклонилась — смущенная и счастливая. Глаза ее искали Грозева. Лицо пылало.
Адельбург первым приблизился
— Я буду играть для вас, милая Софи, — сказал он девушке и прикоснулся к клавишам. Легкая, чарующая мелодия поплыла в воздухе. Консул играл с видимым удовольствием.
Лакеи быстро убрали стулья, отодвинули диванчики к стенам. Аргиряди подошел к дочери. Он поцеловал ее в лоб и церемонно поклонился, приглашая на танец. Она нежно положила ему на плечо руку — и они закружились по натертому паркету. В свое время Аргиряди учился светским манерам во Франции, к тому же врожденное чувство гармонии помогало ему быть умелым и изящным партнером.
Амурат-бей пригласил госпожу Адельбург, Никос Апостолидис — мисс Пиэрс. Через головы других Грозев увидел, что Павел танцует с Жейной.
Грозев ощущал ласковое дуновение ветерка на разгоряченном лбу. И все же, не было ли это все игрой, мимолетным увлечением, капризом, которому оба подчинились, не отдавая себе отчета? Что их связывало друг с другом? Да и что вообще их могло связывать?
— Вы почему не танцуете? — остановился рядом с ним Жан Петри. — Или предпочитаете предаваться грезам? — И, не дожидаясь ответа, слегка опьяневший журналист продолжил: — Я хочу попрощаться с вами. Мне нужно уйти пораньше… Отсюда я отправлюсь в консульство, чтобы распрощаться с нашим консулом, господином Дозоном. Не знаю, примет ли он меня… Жирный, неповоротливый петух… Но знаете, бей чем-то встревожен… Наверное, русские разнесли в пух и прах несколько турецких батальонов под Мачином… Амурат посулил им в скором времени дать крупповские пушки, которые якобы должны скоро прибыть… Иллюзия времен Франко-прусской войны… Что ж, пушки Круппа — отличное, грозное оружие, я не отрицаю… Но в настоящее время лучшим оружием для турок остается Коран… Но сей фантазер никак не поймет этого и все бредит какой-то модернизацией армии… Наивный мечтатель… Вообще, должен вам сказать, что здесь удивительно много наивных людей…
Жан Петри посмотрел на часы, потом долгим взглядом оглядел собравшихся и протянул руку Грозеву:
— Ну, мой друг, прощайте. Желаю вам успехов…
— До свидания, господин Петри, — Борис крепко пожал ему руку.
Вальс окончился, и танцующие медленно разошлись по местам. Господин Адельбург заговорил с Лукой Христофоровым. Было видно, что замечания учителя доставляют ему удовольствие. Потом он вновь повернулся к фисгармонии и заиграл новый вальс.
При первых же звуках София, сидящая на диване рядом с госпожой Адельбург, пробежала взглядом по залу, разыскивая Грозева. Он стоял у камина, повернувшись ко всем спиной, и закуривал сигарету. София почему-то была уверена, что он почувствует ее взгляд и подойдет к ней. Но в этот миг кто-то остановился перед девушкой и сдержанно поклонился. София повернула голову: Амурат-бей приглашал ее на танец. Она встала и направилась к середине салона. За ними вышли Павел с мисс Пиэрс и Аргиряди с госпожой Адельбург.
Грозев залюбовался грациозностью Софии. Но в тот же миг почувствовал на себе чей-то взгляд — недалеко от него сидела Жейна. Ему стало неловко. Он погасил сигарету, подошел к девушке и поклонился. Она вспыхнула, и краска, залившая ее лицо, как будто выплеснулась на розовое платье из тафты, придав ему еще более яркий оттенок.
Жейна возбужденно дышала, даже слегка задыхалась — Грозев объяснил это болезнью девушки. Он старался держаться ближе к внешнему кругу танцующих. Отсюда он мог беспрепятственно наблюдать за остальными.