Синий олень. Трилогия
Шрифт:
…Когда Петр впервые привез ее в наш дом, мы с Адой еще были в эвакуации. Златушка немедленно принялась за уборку – торопилась привести дом в порядок к нашему возвращению. Она не знала точно, когда мы вернемся, но ждала нас, хотя никогда прежде не видела. Помню, мы с Адой по приезде вошли в прихожую, и сестра испугалась – она не узнала нашу квартиру, подумала, что в наше отсутствие к нам вселился кто-то посторонний. Потому что у нас никогда прежде не было такой чистоты и такого блеска. Потом к нам выбежали Петя и Злата. Кажется, я не сразу узнал Петю – на нем была военная форма, а я прежде никогда
«Сережка, Адонька, это моя жена Злата. Златушка, знакомься, это мои самые-самые родные».
Ада со Златой начали целоваться и плакать, а я все смотрел на Злату и даже рот раскрыл – никогда не видел таких ослепительных красавиц. Потом из кухни вдруг запахло борщом, а я был голоден с дороги, и у меня разболелся бок. Злата вдруг посмотрела на меня и сказала: «Скорее мойте руки, я даю вам обед».
…Мне в тот год уже исполнилось одиннадцать, и я начал стесняться, когда Ада провожала меня в школу или брала на улице за руку. А вот рядом со Златой, помню, никакого стеснения не испытывал – когда мы шли куда-нибудь вдвоем, то сам цеплялся за ее пальцы и был страшно горд, что все мужчины оборачиваются и с восторгом смотрят нам вслед.
А еще помню, как она сразу же установила для меня жесткий режим. Я должен был ложиться спать не позже девяти, кушать в одно и то же время. Конечно, после голодных лет в эвакуации ее котлеты казались мне райским деликатесом, овсянку на завтрак я еще терпел, но творог! Я с детства ненавидел творог, потому что он всегда застревал у меня в горле, но все же каждый вечер послушно им давился. Хотя, наверное, без творога, овсяной каши и без всего этого строгого распорядка дня я бы так и не оправился после проклятой желтухи – ведь в эвакуации меня постоянно мучили боли.
….Врач в эвакуации мне советовал есть помалу, но регулярно и полноценную пищу. Ада в ту зиму продала на рынке свое теплое пальто и на эти деньги покупала мне продукты. Она всегда готова была отдать мне последнее, но установить какое-то подобие режима – для нее это совершенно невыполнимая задача. Во-первых, моя сестрица безалаберна до жути, она и сама забывает поесть, когда работает. Во-вторых, мы с ней всю жизнь находимся в противофазе – она на меня давит, а я в ответ хамлю и делаю все наоборот. Слушаться же Злату мне почему-то всегда было приятно – у нее, видно, врожденный дар воспитательницы. Как жаль, что у них с Петей нет детей, какая из нее вышла бы прекрасная мать! И Ада тоже осталась одинокой, бедная моя сестренка. Все проклятая война!».
Из-за стены перестал доноситься громкий скрип, и Сергей сквозь подушку услышал приглушенный голос Златы Евгеньевны:
– Петя, ты уснул? Давай, приведем себя в порядок, а то уже скоро десять, утро в самом разгаре.
– Ада еще часа два будет спать, куда ты спешишь? Хочешь от меня убежать? – сонно и недовольно протянул ее муж.
– Петенька, но у меня куча дел, ты забыл, что завтра праздник, и у нас гости?
– Да, конечно, гости, – с сожалением согласился Петр Эрнестович и, спустив ноги с жалобно скрипнувшего при этом дивана, начал натягивать брюки. –
– Я вчера уже все купила, – в голосе ее неожиданно прозвучало отчаяние: – Петя, я, кажется, сделала глупость, и ты будешь на меня здорово сердиться.
– Что случилось? – диван вновь заскрипел под массивным телом Муромцева-старшего.
– Два дня назад из Москвы звонил Царенко.
– Царенко? – резко и неприязненно переспросил ее муж. – Какой Царенко? Неужели…
– Да, он. Сказал, что организует встречи бывших фронтовиков – ему поручили, кажется, на правительственном уровне. Он ведь теперь генерал.
– Я не хочу с ним встречаться ни на каких уровнях. Или, может быть, ты хочешь?
– Петя, прекрати, как ты можешь!
– Ты права, извини. Так зачем звонил этот…?
Сергей изумился – брат никогда прежде не употреблял нецензурных выражений.
– Он собирает ребят из нашего батальона, – голос Златы Евгеньевны дрожал, – хочет устроить показательную встречу к двадцатилетию победы. Приглашал нас с тобой девятого в Москву на парад, обещал устроить в гостинице.
– Благодарствую, – сквозь зубы процедил ее муж. – Ты, надеюсь, сообразила послать его очень-очень далеко?
– Не в такой форме, но, разумеется, отказалась – сослалась на то, что много работы и т. д., и т. п. А он тогда… Он сказал, что они с Векшиным и Павлюком после парада летят по делам в Ленинград и, если будет время, вечером зайдут к нам. Петенька, что мне было делать? Я не смогла сказать, что лучше бы нам сто лет его не видеть, я пробормотала что-то вежливое. Петенька, я не представляю, как я… – неожиданно она всхлипнула.
– Успокойся, ты к этому не будешь иметь никакого отношения – я просто спущу его с лестницы.
– Нет, Петя, нет! У нас будут гости, это наш праздник, я не хочу его омрачать скандалом! И потом, с ним ведь приедут Димка Векшин и Валька Павлюк, а они…
Петр Эрнестович неожиданно успокоился:
– Хорошо, успокойся, если ты не хочешь скандала, то скандала не будет. Больше того, я уверен, что это пустая болтовня – к нам он заходить не собирается, потому что прекрасно знает наше к нему отношение. К тому же, если у них тут вечером мероприятие, то они просто физически никуда больше не успеют. Но, в крайнем случае… Если что, то просто считай, что мы решили пригласить бывших однополчан Димку Векшина и Вальку Павлюка, а этого… Он посидит за столом и уйдет, и будет так, как будто его нет, и не было. Так что выбрось из головы этот разговор и забудь.
– Да, Петя, да! Но мне страшно, я боюсь, что…
– Все! Забыли и выкинули из головы! – встревожено и довольно резко воскликнул Петр Эрнестович. – Еще не хватало, чтобы после стольких лет опять… Посмотри мне в глаза, Златушка, вот так! Все? Забыли?
– Забыли, – голос ее неожиданно стал каким-то безжизненным, – ты прав. Пойду, надо делать дела, – диван легонько скрипнул, когда она поднялась, – приготовлю завтрак, приберусь маленько. Будешь есть овсянку с молоком?
– Я буду есть все, что ты мне предложишь, – мягко и спокойно ответил ей муж.