Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
– Мы увезем тебя, дядя Василий, к себе в станицу, - торопливо проговорила Маринка после глубокого раздумья.
– А кто это мы?
– пытливо спросил Василий.
– Мы с Микешкой. Он тут близко. Табун стережет. Я за ним мигом съезжу.
Отвязывая коня, Маринка видела, как на крупный нос и сурово сжатые губы Василия сквозь листья густого вяза, под которым он лежал, падал яркий солнечный луч.
...Проснулся Кондрашов от негромкого разговора. Перед ним стояла Маринка и держала в поводу двух лошадей, а рядом с ней маячил высокий, угрюмого вида чернобровый парень в широкополой войлочной
Микешка снял шляпу, обнажил крупную, гладко выбритую голову. Сказал негромким хрипловатым голосом:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Кондрашов быстро приподнялся.
– Не надо, дядя, сильно двигаться.
– Микешка подскочил к нему, подхватывая на руки.
Посоветовавшись, они решили послать Сашку вперед и предупредить Петра Николаевича о Василии.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Проснулся Матвей Никитич Буянов только под вечер. Наскоро умывшись, вышел во двор. Петр Николаевич сидел под вязом с каким-то молодым высоким киргизом в белой войлочной шляпе. К ним в это время подходил длинный, как оглобля, неуклюжий казак в старом затасканном мундире и в такой же с грязным околышем фуражке. Это был местный богач Спиридон Лучевников, свекор Олимпиады. Увидев во дворе бурого косматого жеребца, Спиридон нарочно зашел, чтобы узнать, зачем приехал к Лигостаеву гость. Подойдя к Петру Николаевичу, он поздоровался, но молодому киргизу руки не подал.
Когда скрипнула сенная дверь, Спиридон поднял голову и, заметив Буянова, засеменил длинными ногами ему навстречу.
– Дорогой Матвей Никитич, даже глазам своим не верю!
– визгливо сиповатым голосом проговорил Лучевников.
Они давно знали друг друга, встречались на базарах и ярмарках. Спиридон несколько раз продавал Буяновым лошадей и всегда при этом до изнеможения торговался за каждую копейку.
– А я вот, любезный Спиридон Егорыч, своим верю. Да и нельзя ошибиться. Все тот же мундирчик, такой жирный, что на мыло пустить можно. Как только тебе не стыдно в этой пакости на люди показываться! Тьфу! плюнув в сторону, проговорил Буянов.
– Мы, Матвей Никитич, народ трудовой, только с пашенки приехали... Это вам, купцам, на рысаках разъезжать. Мы люди махонькие...
– У такого махонького денег-то поди полон сусек, - не унимался Буянов, успевший уже после сна осушить полфляжки.
– Шутите, Матвей Никитич...
– Какие там шутки! Сколько косяков в отгул нынче пустил? Вот скоро много лошадей покупать буду, хотел с тобой потолковать, да ну тебя к черту, ты ведь, когда рядиться начнешь, все жилы вытянешь. А это что за степняк сидит? Может, прасол какой?
– спросил Буянов.
– Покупает лошадок, только больше всего темными ночами...
– Вор, значит?
– Да неужто ты его не знаешь? Это же Кодар!
– нагнувшись к Буянову, зашептал Спиридон с испуганными, словно стеклянными глазами.
– Так вот он какой!
– удивленно протянул Буянов.
– В прошлом году на скачках все первые призы взял.
– Так точно. Лошадки у него есть подходящие. Выбор большой, - не унимался Лучевников.
Однако Буянов
– А я, милуша, другое слышал. Его отца зарезали и ограбили. Он свое назад брал и за родителя мстил. Не егози зря...
Лигостаев и Кодар подошли к Буянову.
– Значит, ты сын Куваныша?
– протягивая Кодару руку, бесцеремонно спросил Буянов.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
– Кодар пожал руку Буянова и слегка поклонился. Он был высок ростом и могуч в плечах. Смуглое, с крупными чертами лицо его было строгим и красивым. Буянов невольно залюбовался этим степным богатырем. Кирилл лежал в тарантасе и внимательно слушал разговор.
– Знал твоего отца, знал... Беркутбая знаю... Все грызетесь?
– Мы отдельно кочуем. В степи места много, - прикрывая глаза черными ресницами, по-русски отвечал Кодар, скупо и немногословно. Он не любил, когда ему напоминали о его врагах.
– В гости ко мне приезжай, - сказал под конец Буянов и, попрощавшись, уехал.
Ушел и Спиридон Лучевников, так и не узнав, зачем приезжали Буянов и Кодар.
– Сына этого человека я знаю, а купца мало. Он такой, как тебе сказать...
– Кодар сморщил лоб, напряженно потер его загорелой ладонью, подбирая слова, продолжал: - Такой склизкий... После него хочется брать кумган и руки мыть. Сына его на скачках видел...
– Этот купец приезжал сватать за сына Маринку, - после минутного раздумья сказал Петр Николаевич.
– Вашу дочь?
– Кодар выпрямился всем своим статным телом, широко открыл глаза, но тут же снова прищурил их. И если бы Петр Николаевич внимательно пригляделся, то заметил бы, как изменилось и побледнело лицо Кодара.
– Ты правильно сказал, - продолжал Петр Николаевич.
– Он на самом деле, как налим, склизкий.
– Значит, будет свадьба... Он, конечно, богатый...
– До тоя* теперь уже недалеко, - задумчиво ответил Петр Николаевич. Маринка подросла. Как сама захочет... Неволить не стану.
_______________
* Пир, торжество.
– Это правильно! Марина имеет большой ум. Не надо ошибаться. Не надо!
– горячо, даже несколько резко проговорил Кодар.
За плетнем послышался конский топот. К воротам на взмыленном стригунке подскакал Сашка и, помахав рукой, крикнул:
– Дядя Петр! Словцо одно хочу вам сказать!
– Можно и два... Что тебе?
– подходя к воротам, спросил Петр Николаевич...
– Совсем, дядя Петр, он хворый, кожа да кости, аж сидеть на коне не может.
– Что ж вы решили?
– Маришка сказала, штоб место в амбарушке приготовили, и мы его, как маненько потемнеет, подвезем сюда, - сдерживая разгоряченного скачкой жеребчика, говорил пастушонок.
– Почему, когда потемнеет?
– спросил Петр Николаевич.
– Беглый вроде, - таинственно прошептал Сашка, склонившись к стриженой гриве своего рыжего конька.
– Куда же мы поместим такого гостя?
– А Маришка сказала - в амбарушку...
– Маришка, Маришка... сказала...
– Петр Николаевич нахмурил брови, пристально посмотрев на взъерошенного Сашку, коротко добавил: - Ладно. Скажи ей, что я навстречу выеду.