Синто. Дневник не героя
Шрифт:
После душа я рассмотрела себя, так и есть, небольшие синяки на запястьях и бедрах, на шее и груди следы от зубов, и засосов. Что самое интересное, я не помню моменты появления некоторых из них, Аррен сумел довести меня до почти невменяемого состояния. Когда я собиралась отойти от зеркала, в ванную вошел Синоби и увидел мое отражение. Он пристально посмотрел на синяки, его лицо изменилось, как у хищника увидевшего подраненную жертву, и он направился ко мне.
— Аррен! Нет! — наработанные навыки не подвели, вместо испытываемого страха, в голосе прозвучал приказ. Он остановился и даже мотнул головой, а потом вышел. Я посмотрела на себя, в глазах был страх.
Когда я, замотавшись в халат
— Ты еще здесь, — сказал он зло, когда пришел за одеждой.
— Нам надо объясниться.
— Знаете что, леди некст Викен, идите-ка вы к своему отцу, пославшему вас, и передайте, что я доволен его подарком, и он может рассчитывать на мою благодарность в разумных пределах.
Вот гад, как больно ударил… У меня не было даже злости на это двойное оскорбление, только обида. Слезы потекли по лицу, а я думала, что такая реакция только на физическую боль.
— Трус. Дурак и трус, — тихо сказала я, оставаясь сидеть на кровати, сил чтобы уйти, пока не было.
Синоби открыл было рот, чтобы выдать очередную порцию гадости и не смог, остался стоять отвернувшись. В молчании прошло несколько секунд, я почувствовала, что тело готово меня слушаться, встала и пошла прочь. Я прошла уже пол гостиной, когда он догнал меня и прижал к себе спиной.
— Не уходи…
Ну да, лорды не извиняются.
— Аррен, ты знаешь, что нам было замечательно этой ночью, но если ты не можешь себя контролировать… Я ведь не сдамся просто так… это все может однажды плохо кончиться.
— А если я скажу, что могу себя контролировать, ты готова прийти еще?
— Да.
Он развернул меня и поцеловал, это был самый нежный поцелуй из всех.
— И еще, — сказала я, когда смогла оторваться, — я хочу, чтоб ты понимал, что я не буду тебе подчиняться и со мной невозможно говорить с позиции силы. Мне ничего от тебя не нужно и руководить собой или проявлять неуважение ко мне, я не позволю.
Он как-то нехорошо усмехнулся.
— Это сейчас тебе ничего не нужно. И не забывай, что есть еще твой отец, у которого свои интересы и планы.
— Не смей так говорить о моем отце, — это прозвучало как приказ. Синоби удивился, а потом рассмеялся. Пронесло, и это в первый раз, а сколько еще раз мне придется одергивать его?
— Пойду я… — и он меня отпустил.
Оказавшись дома, я предупредила Эзру о госте и принялась быстренько готовить еду, такого гостя надо встретить приготовленным собственноручно. Пообщалась по видеофону с отцом, и потребовала, чтобы он подтвердил, что не заключал никаких сделок с Синоби насчет меня. Если бы я была рядом, наверное, он опять попытался ударить вместо ответа, но так лишь заверил, что никаких сделок не было и не будет. Я как могла уверила, что все просто замечательно, что мы с Синоби объяснились и нашли общий язык. Отец понял от кого у меня эта идея о сделке, и это вряд ли улучшит его отношения с Синоби. Ну ничего, они лорды расчетливые и хладнокровные, разберутся как-нибудь.
К двенадцати лорд Синоби выветрился из моей головы, и я с легкой дрожью в руках ждала Даниэля. Он припозднился на полчаса, когда открыла дверь то первое, что я увидела, это букет нежных розовых роз.
— Даниэль они прекрасны, спасибо, — и я поцеловала в щеку, каменного от волнения парня. Его нервозность странным образом успокоила меня.
— Проходи, ты наверное голоден? — и тут я заглянула
Букет оказался на столике, а мы сплелись в объятиях. Через несколько секунд я услышала рвущиеся наружу рыдания. «Не сдерживайся» шепнула я, и Даниэль разрыдался. У меня тоже слезы навернулись. Возникло чувство дежавю, такое уже было, только я была намного меньше и руки были зажаты перед грудью, а над ухом точно также рыдал отец.
— Извини, не ожидал от себя такого, — сказал Даниэль позже, я без лишних слов отвела его умыться.
А потом мы сели за стол, и он кушал как на приеме, мне надоело смотреть на такое.
— Даниэль, ну ты же не дипломатическом приеме…
Он улыбнулся и набросился на еду как, наверное, я у Синоби.
— Очень вкусно.
— На здоровье.
После мы сидели плечом к плечу на солнышке, млея после вкусного обеда, и неспешно переговаривались. Нам хотелось все время касаться, держаться друг за друга, и в этом не было ничего сексуального, так наверное я бы липла к Ронану, после долгой разлуки и опасных приключений.
Даниэль рассказал, что по прибытии на Синто его взяли в оборот Шур и Грюндеры. Что в принципе, все было не так плохо, как могло бы быть. От него отстали через десять дней и подтвердили гражданство, а после, поселили в поместье Хоресов. Вот тут то и началось самое неприятное — его терпели, с трудом, так, как будто он был преступником и позором семьи. И он был фактически под домашним арестом, хоть это и было незаконно, ведь претензий к нему не выдвинули и гражданство подтвердили.
Помучившись пятнадцать дней он понял, что в такой обстановке рискует сорваться и дать возможность лишить его свободы на законных основаниях. Он угнал флаер и отправился в админкорпус, где подал заявление об отказе от семьи. Как это заявление принимали — отдельная история. Ему повезло встретить в админкорпусе некст Грюндера, и Даниэль попросил у него защиты, как оказалось, очень вовремя, потому что Хоресы уже искали беглеца. Грюндер не отказал, а посмотрев записи с «души» Даниэля пообещал помочь встать на ноги. Он выдавил из Хоресов жалование и страховку на лечение, может Даниэль и получил бы все и без протекции Грюндера, но нескоро и через суд, через большой скандал. Сейчас он присматривает за садом, это должность для глубокого старика, но у Даниэля есть время, чтобы приводить себя в порядок, вспоминать забытое и учиться новому, да и процедуры очистки и восстановления организма отбирают много сил и времени.
— Я рада, что ты смог построить свою жизнь, что всё обошлось. Ты прекрасно выглядишь, наверное, девушки заглядываются на тебя, — ой напрасно я про девушек, он скривился как от горького.
— Заглядываются… Делать им нечего.
Увидев, что я обескуражена, он сказал
— А ты ничего не знаешь? Шур не сказала?
— Ну… «не репродуктивен»…, но…
Он горько усмехнулся и отвернулся.
— Хозяин отрезал мне яйца, — сказал он очень просто, как о чем-то обыденном, — а сумма страховки слишком мала, чтобы можно было вырастить такие железы, так что… употребляю гормоны.
Что можно почувствовать услышав такое признание? Жалость, сочувствие или может презрение? Я почувствовала благодарность, за отсутствие трагизма в голосе, за то, что говорит об этом не глядя на меня, не стараясь подловить реакцию. Я потянулась к нему и поцеловала в щеку.
— Держись, братец, самое плохое в твоей жизни уже позади, теперь будет хорошее.
Он перетянул меня к себе на колени.
— Спасибо.
Мы сидели молча, слова были не нужны.
Потом я повела его по нашему лесу, вышло так, что я стала рассказывать о брате, об отце. Даниэль слушал внимательно, как слушают рассказы о других планетах, представляя то, что раньше не видел.