Синяя Рыба
Шрифт:
Вика попыталась было объяснить им, что они пришли с миром, но переубедить упрямые растения оказалось труднее, чем стадо баранов.
— Да ну их! — проворчал Максим, вконец потерявший терпение, — Оставь в покое эти старые мочалки! Не хотят слушать — не надо. Без них обойдемся!
— Кланяйтесь Тапатуму! И пожелайте ему приятного аппетита! У него нынче будет вкусный обед! — зловеще усмехнулся тощий сморщенный кактус, от избытка чувств закрутившись штопором.
Максим помрачнел — последняя фраза ему очень не понравилась.
— Нечего нас стращать! Мы не из пугливых! — крикнул он, обернувшись, но его голос
— Вика?
Девочка посмотрела на Максима.
— Что?
Свист повторился, тоньше и пронзительнее, и затих так же внезапно, как начался.
— Ты такое слышала когда-нибудь?
Вика отрицательно покачала головой.
— Будто кто-то зовет нас.
— Кто?
— Не знаю.
— Какие еще сюрпризы готовит нам пустыня?..
Вокруг них лежали затейливо разрисованные барханы, величественные и молчаливые, как истинные короли пустыни. И внезапно Вику пронзила догадка.
— Я знаю, что это! — воскликнула она. — Это — поющие пески! Я читала про них. У бедуинов есть поверье, что услышать пение барханов — дурной знак. Он сулит беду!
— Чушь! — возмутился Максим, — Легенды придумали люди, чтобы объяснить себе то, что выше их понимания! Не смей верить в это! Сулит беду, надо же! Это всего-навсего суеверие, как черные кошки и тринадцатые пятницы!
— Да? — едко протянула Вика, — А что же ты тогда вытащил магический Жезл?
Максим предпочел не отвечать на последний вопрос, и закашлялся, чтобы скрыть смущение. Они уже было хотели идти дальше, но вдруг прямо посреди тропы в песке чудесным образом образовалась небольшая воронка, которая, не теряя времени, принялась увеличиваться, становясь все глубже и шире, пока не выросла до размеров хорошего котлована, как раз такого, какой недавно выкопали напротив Викиной школы под новую высотку. В ту же секунду края стали осыпаться, и дети едва не провалились вниз, в самый последний момент успев отпрянуть назад.
Песок на дне ямы зашевелился, из него показалась чья-то голова, а вслед за ней — и существо, которому она принадлежала. Огромное, как древний ископаемый ящер.
— Без паники, — прошептал Максим, почти не раскрывая рта.
Хотя его предостережение было бессмысленным, потому что зверь, появившийся из-под земли, не мог не оставить равнодушным никого. Рядом с таким чудовищем оставаться спокойным можно было разве что будучи запаянным в пуленепробиваемый скафандр, и имея стальные нервы, а желательно еще и умение быстро бегать.
У Максима с Викой не было ни скафандров, ни бронежилетов, а ноги приросли к земле от страха, так что они не могли сдвинуться с места: — убежать им сейчас удалось бы едва ли. Вся надежда оставалась только на нервы.
— Тапатум! — завизжала Вика, на мгновение пожалев, что не умеет летать, или превращаться в невидимку.
Больше всего существо по прозвищу Тапатум, было похоже на гибрид бегемота с гигантской сороконожкой. Оно было размером со слона, с огромными, как спутниковые тарелки, глазами и длинным хвостом, волочившимся по земле. У монстра было по меньшей мере три десятка ног, и бессчетное количество щупалец, беспорядочно торчавших во все стороны. Тапатум медленно осматривался, щурясь от солнца, словно только что проснулся. Но как только он заметил прямо перед собой двоих перепуганных детей, как мнимая сонливость исчезла, и,
— Враги! — прорычал Тапатум густым, бархатистым басом, — Съесть!
— Бежим, — сказала Вика, — Скорее, пока он не опомнился!
Песок предательски тормозил беглецов, становясь все глубже и глубже, бежать по нему было все равно что бежать по глубокому снегу, или по колено в воде. Тапатум же — тучный и неповоротливый, на деле оказался необычайно проворным, что никак нельзя было сказать по его комплекции. Увидев, что его обед удирает, Тапатум, ловко переставляя все свои конечности, припустил за бедными ребятами с такой прытью, что расстояние между ними стало стремительно сокращаться, хотя дети бежали так быстро, как только могли. Вскоре им стало понятно, что убежать им не удастся. Оставалось одно.
— Максим! — крикнула Вика, — Ты же Избранный! Не позволяй ему сделать из себя бифштекс!
— Но я не знаю ни одного боевого заклинания! — в панике завопил Максим.
Чудовище приближалось.
— Тапатум голодный! — прорычал Тапатум, твердо вознамерившийся закусить аппетитными путешественниками.
— У нас же есть флейта! — Вика лихорадочно принялась рыться в рюкзаке, — Флейта, имитирующая пение феникса! Кантис говорила, что злые существа не переносят этот звук! Должно подействовать!
— Попробуй! — крикнул Максим.
Вика приложила флейту к губам и издала несколько громких трелей. Тапатум остановился в замешательстве, озадаченно глядя на девочку, но через мгновение с рычанием бросился на нее. Вика упала и выронила флейту.
— Почему она не подействовала? — закричала она, — Она должна была сработать!
— Наверное, он слишком большой и тяжелый! Магия флейты не рассчитана на такую тушу!
Его жуткие, остро отточенные зубы клацнули совсем близко, Вика перекатилась по земле, и это ее спасло — вместо того, чтобы перекусить девочку пополам, Тапатум схватил зубами лишь подол ее платья.
— Пусти меня, невоспитанное чудовище! Максим, сделай что-нибудь! Скажи ему, что меня нельзя есть!
— Послушай, Тапатум, — начал Максим, — Ты, наверное, перепутал нас с кем-то. Мы — друзья Абсолюта и друзья всех его жителей. Извини, что побеспокоили тебя, нам очень жаль, правда… А-а-а!
Чудовище которому, видимо, наскучило слушать болтовню своего будущего десерта, одной лапой прижал Вику к земле, а другой — схватил Максима за шиворот.
— Тапатум нашел лакомый кусочек! Тапатум хочет ням-ням!
— Тапатум! — крикнул Максим, — Я — существо!
Рычание внезапно прекратилось. Громадный зверь медленно повернул лобастую голову к мальчику и посмотрел на него так, словно увидел в первый раз.
— Я — существо! — повторил Максим, глядя ему в глаза, — И ты — существо! Мы — существа!
На морде Тапатума появилось задумчивое выражение, словно он пытался осмыслить услышанное. Что-то промелькнуло в его сознании, что-то давно позабытое всплыло из глубин памяти, то, что веками хранилось в ее недрах в качестве ненужного, неиспользуемого балласта. А ведь когда-то он помнил это, помнил и любил…