Сирень в мае не цветёт
Шрифт:
– По вам видно, какой супругой вы были, раз от вас мужик убёг! И хватит мне связи всякие приписывать! Вы в своё уме?
– Замолчали обе! – зарычал Коля. Меня он вряд ли мог напугать своим тоном. Я воспринимала такие стычки, как провокацию, а Коля не первый раз затыкал нам рты, после чего скандал рассасывался сам по себе, – Ма, спасибо за ужин. Иди домой.
Елизавета Егоровна удивлённо на него посмотрела, при этом нижняя губа, вместе с острым подбородком задрожали.
– Как ты можешь? На мать…
– Тебе и правда пора, ма, – смягчился мой муж, –
Свекровь обречённо опустила плечи, понуро повесила голову, затем, кряхтя, обулась и скрылась за дверью, не забыв одарить меня победным взглядом. Она всегда была себе на уме, потому и сейчас я не поняла её. Коля также скрылся за дверью, но уже – кухни.
Да, уж. Счастье – оно такое, оказывается. Бытовое, проблематичное и суровое. И кто только придумал такую чушь, что в браке можно быть счастливым? А видеть каждый день обожание в глазах своего мужа? Последнюю неделю, он был хмурым, как туча. Переломные моменты в семьях случались конечно, но не так же быстро.
Я зашла в кухню и узрела своего мужа впервые за многие месяцы с бутылкой пива в руках. Он молча потягивал алкоголь и закусывал пирожками. Меня так и потянуло на возмущения, но эта атмосфера, будто что-то должно произойти, меня остановила. Напряжение, что витало в воздухе, чувствовалось кожей. Внешне спокойный, Коля меж тем выглядел грозной тучей. Я решила, что будет правильным, отвлечь его разговорами, но меня даже взглядом обделили, не то что словом. Я подошла к плите, налила себе горячего рисового супа в тарелку и зачерпнула пару раз ложкой.
– Как сегодня день прошёл? – попыталась завязать разговор, но Коля всё ещё молчал.
Не выдержав этой молчаливой пытки, я отложила тарелку и пошла в душ. Уже здесь дала волю слезам. Уставшей за день, мне так хотелось хоть одного ласкового слова. Просто, чтоб поинтересовались, не устала ли я? Вместо этого, он просто молчал и смотрел то на стол, то на стену, на окно – куда угодно, но только не на меня.
Пока мылась, тревожные мысли одолевали всё больше. В какой-то момент, я даже испугалась выходить. Что происходило со мной – непонятно. Внезапно заскребло под ложечкой, сводя в беспокойстве голодный желудок. Но сидеть вечно здесь, боясь необоснованной ссоры с мужем, не было смысла.
Завернувшись в полотенце и спрятав волосы под другое, я отворила дверь и вышла из душной ванной. Коля подпирал стенку рядом, сложив руки на груди. Он изучающе вглядывался в моё лицо. Что с ним сейчас происходило – я не понимала, но решила, что лучшим вариантом будет – вести себя, как ни в чём не бывало, игнорируя проклятое предчувствие беды.
– И всё-таки, чего так поздно?
Я непонимающе на него уставилась. Неужели он дуется только из-за этого? Вот дурачок…
– Коль, сегодня я работала одна. Лидка не вышла на работу и скорее всего её уволят. Не первый же раз уходит, не осведомив никого. Я еле успела обслужить клиентов. Там ещё компания подростков день рождения решили праздновать, еле вытурили их. Часы то уже не детские.
Рассказывая всё это, я развязала полотенце на голове и решила чуток их просушить.
– Ты беспокоился обо мне, – взглянула с нежностью на него. В душе просветлело от мысли, что он переживал обо мне, потому положила полотенце на тумбочку и подошла к мужу. От него непривычно несло пивом. Не любила этот запах. Однако преодолела себя и коснулась его колючей щеки.
– А у меня тридцатого выпуск, – похвасталась после минутного созерцания его лица, – и мне выдадут красный диплом, представляешь?
– Представляю. А он об этом знает?
– Кто? – не поняла я, о ком он говорит.
– Твой этот… ухажёр.
Его взгляд со спокойного сменился на злой.
– Коля, что за бред? Какой ухажёр? Я скоро коньки отброшу и загнусь от работы, а вы мне про кого-то несуществующего толкуете. Вы со своей мамашей совсем с ума сошли? Я и так теплю её выходки почти каждый день! – сделала два шага назад, понимая, что он выглядит слишком неадекватным, – Ты хоть знаешь, как я устаю?
– Знаю. Устаёшь, бедная, так, что обо мне забываешь. Слушай, – он скривился и потянул сухо сопли, – давай ты сразу признаешься.
– В чём? – я действительно не понимала, с какой стати он приписывает мне интрижки. Зачем ревновать необоснованно? И что ему опять наговорила Елизавета Егоровна?
Но вместо ответа он схватил меня за горло.
– Коля, мне больно. Пусти, – его пальцы впились в кожу, сжимая и не давая мне дышать.
Я хотела ещё попросить его, но неожиданная пощёчина сбила меня с ног. Хоть и упала на ковёр, но внезапная боль в локтях и в плече стрельнула так, что брызги с глаз полетели.
– Коля, что ты делаешь? – только и успела я вскрикнуть.
В тот вечер он меня избил, и оставил над руганную и плачущую прямо на ковре в прихожей. Сопротивления и крики оказались бесполезными. Из-за слёз голос охрип. А рот он заткнул сразу же после первого крика. Если кто-то и слышал, то вряд ли бы придал значения. Слишком черствы нынче люди.
Сколько я так пролежала – не помню. Но я боялась даже встать. Слушала его шаги, как упала бутылка в кухне, как закрылась дверь нашей спальни. Он обвинял меня в измене, приписывал мне несуществующих любовников и говорил о том, что ещё проучит.
Свет от накалившейся лампочки бил прямо в глаз. Согнувшись калачиком, я сжимала руками живот, ужасно болевшего из-за нежелательной близости.
Не помня себя, я встала и, прихрамывая, вошла в ванную комнату. Залезть в ванну оказалось почти непосильной задачей, но я сумела. Пустила воду, что обжигала саднящую кожу, местами покрытой синяками и опустилась на колени. Слёз не было. Ничего. Абсолютно. Только ужас пришёл на смену пустоте, когда изнутри меня кое-что выскользнуло.
Через пол часа я уже была одетой и держала в руках коробку из-под аптечки. Взяв сумку, вышла из квартиры и, еле держась на ногах, спустилась в подъезд, здесь же чуть не упав от головокружения. Пальцы привычно, но слегка дрожа, набрали номер Лильки.