Сирень в мае не цветёт
Шрифт:
– Алло, – сонный голос подруги меня успокоил, что ли.
– Лиль, можно я к тебе приеду?
– Натусь, ты на часы смотрела? Пять утра.
– Лиля… – я сглотнула поступившие слёзы.
– Что случилось? – её строгий голос добавил мне уверенности.
– Я приеду и расскажу. И скажи, у вас дома есть лопата?
– У отца в гараже была… Ты что? Убила кого?
– Нет. Не знаю… И лопата наверно не нужна. Короче, я буду через пол часа.
Такси прибыло быстро. Я укуталась в пальто так, чтобы не была видна шея. Не хотелось, чтобы кто-то видел, в каком состоянии моё тело. Отчего-то возник стыд. Но боль и разочарование тоже не давали покоя, как и то обстоятельство, что после меня в машине мог
Ровно в девять утра двадцать первого мая я похоронила своего народившегося малыша. И, точно, свою семейную жизнь. Лиля говорила что-то про полицию, про больницу, но вернувшись в её квартиру, я забылась в беспокойном сне.
Однако через пару часов мне пришлось встать и здраво оценить ситуацию. Поход в полицейский участок был для меня первым в жизни.
Глава 2.
– Ну, что сказали? – вскочила Лилька сразу, как я повторно вышла из кабинета следователя. Её рука сразу легла мне на плечо, а вторая стала опорой для руки. Я могла ходить, но дискомфорт всё же был.
– Сегодня же займутся моим вопросом. Ему грозит до пяти лет лишения свободы. А раз медицинский эксперт подтвердил мою беременность на момент… – я не сумела подобрать нужное слово, а то, что пришло в голову, вызвало лишь отторжение, – ну, ты поняла. В общем, наказание будет строже.
– Вот, и пусть теперь отсидит! – она обняла меня, крепко прижавшись к плечу, – Прости, подруга. Не почуяла я раньше в нём опасности. Вроде, всегда был хорошим пацаном…
Неожиданно, она всхлипнула.
– Не подумай, что жалею. Знаю, что не любишь это дело. Просто чувствую себя виноватой перед тобой, что не смогла вовремя… – она не закончила свою речь и снова прижалась ко мне.
– Да, причём здесь ты? Я постель с ним делила. Знаешь… – вздохнула, но говорить дальше передумала, – А, впрочем, всё это уже неважно. Пойдём.
Мы вышли из участка и поплелись на автобусную остановку. На работе я взяла выходной, сказав, что сильно приболела. Михалыч ужасно разозлился, но отпустил. И не в счёт зарплаты, а просто так. Мы всегда ладили с ним.
Уже сидя в автобусе, я решила, что завтра вернусь в квартиру. К тому времени, Колю уже заберут в участок. Хотя я и заметила, что следователь настроен скептически, и то, с каким недоверием он на меня смотрел, всё же верила, что моим делом займутся. Мне не хотелось плохой участи для мужа, но в то же время было всё равно. Единственное, что не давало покоя – это коробка, в которой я держала своего ребёнка. Медицинский эксперт посоветовал немедленно обратиться к лечащему врачу, у которого я не была года два. А пока, выписал некоторые лекарства для восстановления. От машины скорой помощи и госпитализации, я отказалась. Само осознание того, что я слаба, было противным.
Уже возле дома Лилии, мы заглянули в аптеку и приобрели то, что нужно. Я связалась с лечащим врачом, которая в ужасе говорила мне о том, что я ещё утром должна была быть у неё. Но я сказала, что зайду утром, тем более, что мед эксперт уже дал рекомендации.
Молчанье, вчера так смущавшее меня, сейчас казалось отрадой. Разговоры были мне в тягость. Родители Лильки это понимали. Вообще, если бы не они, я не знаю, как бы поступила. Подруга вчера, так и упала в ужасе на колени, глядя на моё состояние. Ссадины и синяки оказались и на лице. Так что, взгляд таксиста, смущавшего меня пристальным вниманием, был оправдан. А Марья Алексеевна сообразила быстро в чём дело, и, подключив супруга, нашла решение. Моё желание отомстить за боль совпало с их предложением. Пару раз проскользнула такая мысль «А может простить?». Но что-то внутри сломалось. Прежняя нежность сменилась злостью. А о любви тут и нечего было говорить. Я понимала, что это дело рук свекрови. Точнее, её языка. В тайне проклинала своё хвалённое хорошее воспитание, что не позволяло мне накричать в своё время на неё или ответить на обидные слова. Но в полицию пойти не отказалась. Просто представила другую на моём месте, и в глазах темно стало.
Ужин подходил к концу. Лилька уже наелась и теперь просто разглядывала меня. Я не против. Меня не смущало ничего. Разве, было неудобно за то, что потревожила. Но после смерти мамы два года назад, единственно близким человеком оказалась Лиля. А потом Коля, с которым мы познакомились на похоронах. Он пришёл с Елизаветой Егоровной, которая была коллегой мамы по работе. Тогда она показалась мне такой милой женщиной. Называла Наташенькой. Затем зачастила ко мне в гости. Приходила порой, пирожками угощала. Однажды притащила и сына. «Не красавец», – подумала я, – «но такой чуткий и добрый». Что-то внутри щелкнуло и согласилась на свидание. Замуж он позвал почти сразу, однако я долго упиралась. У меня был универ. Добавилась работа. А принимать помощь от мужчины не хотелось. Не безрукая же! Сама могла заработать.
Так и встречались, пока в один день Коля не растопил моё сердце окончательно. Мы просто расписались. Он – обычный рядовой строитель. Я – студентка. О роскоши и говорить нечего.
И зажили мы, вначале хорошо. Но где-то через месяц начались первые придирки свекрови. Пару раз Коля защищал, а потом перестал. Только прикрикнет и удалится. Вскоре выяснилось, что у Елизаветы Егоровны появился свой ключ. Я была вне себя от возмущения, но муж успокоил, что, если ключи потеряем, будет у кого попросить. Недоверчиво, но я всё же согласилась. А зря. Надежда, что меня будет встречать с работы муж, улетучилась сразу после нашего разговора. Коля приходил на пару часов раньше, а я работала до девяти официанткой. Но дверь мне отворила свекровь. С тех пор житья не было.
А сейчас, я не понимала, где ошиблась. Когда я успела стать настолько недальновидной, что пропустила главный момент – меня вытуривали из собственной трёхкомнатной квартиры? Когда он остыл настолько, что перестал привычно целовать в щечку? Почему моменты близости стали чем-то обыденным? Я пыталась пару раз устроить романтические вечера, сделать приятное мужу, но отсутствие энтузиазма у него вновь скатилось в бытовуху.
– Если ты будешь плакать, от этого ситуация не измениться, Наталья, – нежный пухлый пальчик прикоснулся к моей щеке и вывел из раздумий. Марья Алексеевна с тревогой заглядывала мне в глаза.
– Простите, – спохватилась я и стала утирать слёзы, – что-то совсем расклеилась. И мысли дурные. Если вы не против, я пойду, прилягу.
– Конечно, дочка. Не забудь выпить лекарства.
– Спасибо, – постаралась ей благодарно улыбнутся, но не уверена, что из этого хоть что-то вышло. Выглядела я жалко. И глядя на себя в зеркало, в ванной, думала, что всё образуется. Главное, пойти к врачу. Боль ещё со вчерашнего дня доставляла мне дискомфорт.
Но сейчас спать. Только сон мог спасти от плохих мыслей. Но он не приходил, совсем. Только, когда начало светать, я сумела вздремнуть.
– Ты куда собралась в такую рань, сумасшедшая? – спросила меня подруга, выйдя из комнаты. Я была к тому времени уже одета и, сидя в прихожей, пыталась обуться.
– Я в больницу. Иди, спи. – попыталась отмахнуться от неё. После ночи раздумий, мне хотелось побыть одной. Никого не видеть, никого не слышать. Но вместе с тем, я понимала, что нужно к врачу.
– Так, не будь ребёнком. Папа! – позвала она Анатолия Владимировича, а затем ворвалась в родительскую спальню. Я хотела уйти, никого не потревожив, но…