Сиротский Бруклин
Шрифт:
Было уже почти половина третьего, Берген-стрит замерла, холодный ночной воздух загнал любителей выпить в помещения. Смит-стрит была оживленнее, витрина кафе «У Зеода» сияла, как маяк, привлекая всех ночных покупателей сигарет. Четыре автомобиля «Л amp;Л» стояли на тротуаре перед офисом: машина, в которой умер Минна, – она не трогалась с места с тех пор, как мы с Гилбертом приехали на ней из госпиталя и припарковали ее тут, «понтиак», в котором Тони целился в меня из пистолета напротив дома Клиентов; «кедди» – кадиллак, который Минна сам любил водить; и, наконец, «трейсер» – неуклюжая игрушка на колесах, за руль которого чаще всего садились Гилберт или я. Поровнявшись с окнами офиса, я замедлил шаг, а потом оглянулся. Как все-таки замечательно, что миллионы
Я прошел мимо, до угла Смит-стрит, а затем развернулся и направился назад. На сей раз я остановился возле магазинчика, расположенного в большом доме прямо напротив «Л amp;Л». Это было вполне безопасное место наблюдения. Чтобы меня не заметили, я мог наклонить голову и подсматривать сквозь стекла припаркованных у тротуара автомобилей. А еще можно сесть на заднее сиденье и в слабом свете, льющемся из окон, наблюдать за Тони и Дэнни или хотя бы дождаться, пока что-нибудь случится, и уж тогда решить, что делать.
Дэнни. Я решил разузнать о роли Дэнни Фэнтла в этой истории. Он скользил по краю нашей общей беды в точности так же, как до сих пор скользил по жизни. Вел себя до того сдержанно, что мы почти не замечали его присутствия. Гилберт парился в тюрьме, я вышел на охоту, а Дэнни сидел себе за стойкой офиса, отвечал отказом тем, кто хотел заказать машину, курил сигарету за сигаретой и почитывал спортивные новости. Нет, я не хочу сказать, что он мог стать кандидатом в убийцы, но если Тони придет к выводу, что в «Л amp;Л» можно кого-то заподозрить в нелояльности, то это будет именно Дэнни. Однако я пока доверял Дэнни полностью.
А это означало, что мне не следует входить в офис до тех пор, пока они вместе. К тому же в моей памяти было слишком свежо воспоминание о Тони, целившемся в меня из своего жалкого пистолета, так что мне хватило ума не спешить.
Как бы там ни было, пока я решал, что делать дальше, кое-что произошло, и я, признаться, нисколько не удивился. Ведь происшествие было совершенно банальное – обычный эпизод из повседневной жизни на Берген-стрит.
Кварталом восточнее, на углу Берген и Хойт-стрит, находилась недавно отремонтированная элегантная таверна «Бэрум-Хилл-Инн» со сверкающим зеркалами баром, дорогим современным музыкальным центром и отличным выбором мелодий на компакт-дисках – мелодий, слишком хороших для баров с телевизорами, для поездок домой в метро и для парней вроде нас. Лишь Минна временами посещал «Бэрум-Хилл-Инн», причем он утверждал, что всякий, кто там пьет, это непременно чей-нибудь помощник – местного адвоката, редактора или какого-нибудь телеведущего. Разряженная толпа ежедневно веселилась и флиртовала в баре часов до двух ночи, не обращая внимания на соседние дома и идущую в них серенькую жизнь, а потом часть этой толпы отправлялась в свои дорогущие квартиры, а другая ее часть – куда-нибудь на работу в свои редакции, расположенные в Мидтауне. Обычно несколько человек добредали до нашего офиса и просили в «Л amp;Л» машину, чтобы доехать до дома. Если это была одинокая женщина или только что познакомившаяся парочка, которая допилась в баре до чертиков, мы им помогали. Но в большинстве случаев заверяли потенциальных клиентов, что машин у нас нет.
А вот барменшами в таверне служили две молодые женщины – Сайобейн и Уэлкам, – которых мы обожали. Сайобейн – это имя как имя, а вот Уэлкам [18] явно стала жертвой идеализма своих родителей-хиппи. Девушки были из Бруклина, и обе были ирландками до мозга костей, во всяком случае, так говорил Минна. Они вместе снимали жилье на Парк-Слоуп, возможно (опять-таки согласно Минне), были любовницами, а работать в баре начали сразу же после окончания школы. Каждую ночь одна из них обслуживала поздних клиентов и закрывала
18
Welcome (англ.) – добро пожаловать!
И вот теперь я увидел Уэлкам, подошедшую к двери «Л amp;Л». Тони кивнул Дэнни, тот встал, что-то пробормотал, порылся в карманах в поисках ключей и тоже кивнул. Потом Уэлкам с Дэнни вышли на улицу. Я опустил голову. Дэнни подвел девушку к «кадиллаку», стоявшему первым в ряду машин, и Уэлкам села на переднее сиденье, хотя обычно пассажиры ездили сзади. Дэнни хлопнул дверцей, в салоне зажегся свет, и он завел мотор. Я оглянулся назад и увидел, как Тони в поисках чего-то принялся рыться в шкафах, стоявших за стойкой «Л amp;Л». Его бурная энергия наконец-то нашла себе выход. Тони, с приклеенной к губам сигаретой, копался в ящиках обеими руками, выбрасывая какие-то бумаги на поверхность стойки. Напрашивался важный вывод: Тони не вполне доверял Дэнни.
А потом я заметил, как всего в нескольких футах от «Л amp;Л», в одной из припаркованных машин шевельнулась чья-то огромная черная тень.
Ошибиться было невозможно.
Это был пожиратель кумкватов.
Ярко– красный автомобиль был невелик размером, и здоровяк занимал внутри почти все пространство, словно был упакован в машину, как раненый в гипс. Здоровяк повернулся, наблюдая, как «кадиллак» с Дэнни и Уэлкам, мигая задними огнями, свернул на Смит-стрит. Потом он вновь уставился на окна офиса «Л amp;Л» – собственно, его движение я угадал по тому, что из поля моего зрения пропал огромный нос, зато стало видно ухо размером со слоновье. Итак, гигант делал то же, что и я, – он следил за «Л amp;Л».
Гигант следил за Тони, а я – за ними обоими. Признаться, в это мгновение Тони интересовал меня гораздо больше: я не часто видел, чтобы он читал, да еще с таким интересом. Он что-то искал в бумагах Минны, вываленных на поверхность стойки, хмуря брови и гоняя окурок из одного угла рта в другой. Не удовлетворившись найденным, Тони вытащил еще один ящик, где лежала моя записная книжка, которую я узнал даже с противоположной стороны улицы, потому что именно в ней накануне вечером делал записи. Я постарался не обижаться и не принимать на свой счет то, что он раздраженно отбросил записную книжку и взялся за следующие ящики с документами.
Огромная тень снова зашевелилась. Рука опустилась куда-то ниже окна, а потом на мгновение поднялась ко рту; великан жевал, время от времени наклоняясь вперед, чтобы выплюнуть какие-то косточки или семечки. Похоже, на этот раз он поглощал маслины или вишни, пакет с которыми сжимал в кулаке. Или это была смесь орехов? Вдруг он не любит арахис и его выплевывает. Гигант наблюдал за Тони с видом завсегдатая оперы, которому сюжет хорошо известен, но зато интересно, как певец споет ту или иную арию.
Перерыв ящики, Тони взялся за каталожный.
Здоровяк жевал. Я стал мигать каждый раз, когда он подносил руку ко рту, пересчитывал его и свои движения. Эти туреттовские штучки помогали мне оставаться неподвижным, как ящерица, заползшая на крылечко. Ему было достаточно повернуть голову, чтобы заметить меня, а я ставил своей целью видеть и не быть замеченным. Для чего следовало найти укрытие получше, которое к тому же защитило бы меня от резкого, ледяного ветра.
У меня был выбор – три оставшихся автомобиля «Л amp;Л». Признаться, я бы предпочел «понтиак», да вот беда – он стоял впереди, прямо перед машиной здоровяка. Встреча с привидениями или другой нечистой силой в Машине Смерти Минны меня совершенно не привлекала, а потому оставался «трейсер». Пошарив в кармане в поисках связки ключей, я нашел три самых длинных, один из которых был от дверцы «трейсера», а один – от его зажигания. Я уже собрался было нырнуть в «трейсер», как на Берген-стрит появился «кадиллак» с Дэнни за рулем.