Сияние Каракума (сборник)

Хаидов Аллаберды

— Батарея, вперёд!

Рявкнули, густо урча моторами, «Студебеккеры», высунули из-за дома свои плоско скошенные зелёные морды. Когда они вытянулись в колонну, капитан вскочил на подножку машины четвёртого расчёта.

— Рожковский, бери два орудия и жми на правый фланг! — приказал он своему помощнику. — Прямо через насыпь давайте! И с ходу — по фрицам!

— Какие расчёты брать?

— Лучшие бери! Мамедова бери! И Русанова! А я с остальными через переезд махну, с левого фланга выскочим. Ну, трогай!

Лейтенант открыл было рот, собираясь что-то сказать, но капитан уже торопил своего шофёра, и тот, махнув

рукой, тоже встал на подножку машины первого расчёта.

— Газуй, Карабеков! Прямо на железнодорожную насыпь держи и смотри мне, чтоб не сели!.. Мамедов, держитесь там!

Машина Русанова, не дожидаясь головной, уже натужно ревела впереди.

Дорога была плохой, вся в колдобинах и выбоинах, машины шли медленно, и комбат нервничал, потому что путь через железнодорожный переезд был длиннее того, который предстояло преодолеть машинам Рожкоз-ского, а капитан рассчитывал ударить по немцам с правого и левого флангов одновременно. Бой шёл тяжёлый, это было понятно и по ожесточённой пальбе, и по срывающимся крикам атакующих, и по всё более частому тявканью танковых пушек. Нужно было спешить, спешить изо всех сил.

— Быстрее! Быстрее давай! — торопил он шофёра, одним глазом глядя на дорогу, а другим пытаясь держать в поле зрения машины Рожковского. Они на полной скорости подходили к насыпи. Когда он взглянул на них через несколько секунд, машины уже перевалили через полотно железной дороги. «Молодцы, ребята!» — одобрительно подумал капитан и снова заторопил шофёра:

— Газуй, газуй сильнее!

Автоматчики подошли уже вплотную к окопам противника и лежали, набираясь сил перед новой атакой, когда беглым огнём заговорило орудие Русанова. Замаскированное между копнами сена, оно било прямо по брустверам окопов, сея среди фашистов смерть и панику. Это была очень рискованная стрельба, требовавшая от наводчика незаурядного мастерства, так как совсем рядом с ними прижалась к земле цепь атакующих, и малейшая неточность могла привести к тому, что огневой шквал накроет своих же.

Однако сержант Русанов не зря считался лучшим наводчиком в полку, не случайно носил боевой орден на своей груди. Он сам прильнул к панораме орудия, и его узкие, монгольского разреза глаза, привыкшие в сибирской чащобе ловить на мушку малокалиберки белку, так же уверенно и спокойно вели перекрестье панорамы по линии вражеских окопов, и там часто, словно стреляло не одно, а целых три орудия, взлетали чёрно-багровые фонтаны взрывов. Скорость стрельбы была тоже одной из примечательных особенностей русановского расчёта.

Услышав голос русановской пушки, капитан Коме-ков вторично подумал: «Молодцы, ребята!», — имея в виду оба расчёта, с которыми ушёл Рожковский. Но тут же сообразил, что ведёт беглый огонь только одно орудие, судя по частоте выстрелов, именно орудие третьего расчёта. А где же Мамедов, почему он молчит?

Машина запрыгала по настилу переезда, и перед капитаном открылось поле боя: возникающие и опадающие кустики взрывов, поднявшиеся в атаку автоматчики, бегущие немцы, движущийся наискосок танк. Секунду спустя он определил, откуда бьёт пушка Русанова, и мысленно похвалил командира орудия, хотя иначе и быть не могло: в бою Русанов никогда не горячился, не лез на рожон, использовал любое укрытие. И хотя копны сена являлись невесть каким укрытием, они всё же мешали танку вести прицельную

стрельбу по огневой позиции артиллеристов. Да, танк, кажется, и не замечал опасности, он шёл к окопам, в которые уже прыгали первые автоматчики, выбивая остатки немцев.

Увидел капитан и машину первого расчёта. Она стояла, нелепо развернувшись боком, на полпути между насыпью и МТС, пушка была отцеплена, возле неё копошились артиллеристы. «Мамедов, ну что ж ты, Мамедов! — чуть было не закричал капитан. — Вперёд надо, вперёд, какого чёрта ты сел как чирей на ровном месте!» Он чуть было не приказал своему шофёру свернуть направо, но только скрипнул зубами.

— Дави на всю железку напрямик! Режь дорогу по полю!

Машину затрясло на кочках. В десятке метров перед ней прямо на ходу движения вдруг громыхнул взрыв снаряда, почти сразу же рвануло ближе и левее. Шофёр, клещом вцепившийся в баранку, крутанул руль, выходя из-под обстрела, но капитан, сунув руку в окошко дверцы, выровнял машину, цедя сквозь зубы:

— Прямо держи, герой, прямо!..

— Накроют, товарищ капитан! — испуганно оправдывался шофёр. Он сразу взмок, крупные капли пота катились по лицу, он сдувал их с кончика носа, боясь хоть на мгновение отпустить баранку.

— Газу, газу давай! — требовательно сказал капитан. — Вилять станем — скорей накроют…

Машина опять козлом заскакала по колдобинам поля. То и дело больно стукая трубками окуляров в переносье и надбровные дуги, капитан пытался углядеть, что же там творится возле пушки Мамедова, но тряска была такая, что разглядеть было невозможно ничего. И он не увидел даже, как ещё один танк с чёрным крестом на борту скользнул в неглубокую балочку, обходя с тыла огневую позицию Русанова.

Не видел этого и Русанов. Его внимание было приковано к тому танку, который, добравшись наконец до окопов, вилял по их линии, рыскал то в одну, то в другую сторону. «Я тебе порыскаю, гад!» — с холодной яростью подумал Русанов, догадавшись, что танк пытается разрушить окопы вместе с засевшими в них автоматчиками. И скомандовал:

— Выкатывай на прямую наводку!

Расчёт стал выталкивать пушку из-за скирд, а Русанов шёл, не отрывая глаз от панорамы, крутил маховичок наводки, отпуская ствол орудия.

— Стой!

За этой командой должен был прозвучать выстрел. Но кто-то из засевших в окопах пехотинцев удачно швырнул под танк связку гранат, и тот сразу остановился, густо задымил.

— Так тебе, фашисту! — удовлетворённо сказал Русанов, в глубине души досадующий, что кто-то опередил его верный выстрел. — Огонь по отступающему противнику!

Но тут испуганно закричали:

— Танки!

— Танки с тыла!

Из овражка, задрав в небо тонкий ствол пушки, выбирался немецкий танк.

— Разворачивай орудие! — спокойно дал команду Русанов. — Подносчик, два бронебойных и подкалиберный!

По всей видимости, машина нацеливалась на расчёт Мамедова, но, заметив неожиданно возникшего противника, круто повернулась на одной гусенице, уводя от прямой наводки русановского орудия борт и подставляя лобовую броню. Задвигалась башня, пополз вниз ствол пушки, клюнул острым и красным жалом пламени.

Туго ахнуло сзади. Горячий вихрь сорвал с Русанова шапку, швырнул сержанта на казённик орудия. Зажимая рукой рассечённый при ударе лоб, чтобы кровь не заливала глаза, тот крикнул замешкавшемуся подносчику: