Сияние Каракума (сборник)
Шрифт:
— Мне на двоих давай, — предупредил Карабеков.
— За какие это боевые заслуги тебе двойную порцию? — поддел Ромашкин.
— Ганса мне кормить надо.
— Не сдохнет и натощак! Они наших пленных не больно откармливают.
— То — они, а то — мы.
— Добренький ты, Карабек, до твоей Туркмении фашисты не добрались, а то бы ты иначе на эту сволочь смотрел.
— Не смотрел бы я по-другому, — ответил Карабеков. — Чего на пленных-то отыгрываться?
— Не пленный он, а фашист. Их вообще в плен брать не надо, это Холодов по своей малолетней глупости
— Панкелле, — сказал по-туркменски Карабеков, — дурной ты, Ромашкин. Большой вырос, как верблюд, а дурной.
Повар наполнил ему котелок доверху и он ушёл.
Бойцы ещё не кончили завтракать, как позвонили с КП. Мамедов взял трубку.
— Закругляйтесь, — приказал он бойцам. — Комбат к нам с каким-то проверяющим идёт. Давайте тут порядочек наведите. Заправиться всем, сапоги почистить, весь шурум-бурум подобрать!
— Подмести бы малость, — вздохнул дядя Матвей. — Сейчас я веничек постараюсь достать — начальство, оно всегда чистоту любит.
— У кого пуш-сало? — спросил Ромашкин. — Кирза-чи смазать надо, чтоб вид парадный был.
— Товарищ сержант, я подменю часового, пусть он ест, пока каша не остыла? — предложил Холодов.
— Давай, — сказал Мамедов, — Около пушки тоже чтоб порядок был.
Капитан Комеков и старший лейтенант Панов шли по одной из тропок, пересекавших недавнее поле боя. Держа дистанцию на полшага от комбата, сбоку старательно пыхтел ординарец Мирошниченко.
— По тропке иди, — посоветовал ему Панов. — Чего зря глину месить? На сапогах по полпуда налипло.
Мирошниченко шмыгнул носом, но совет не принял.
Комеков улыбнулся краем губ — забавный он парень, этот Мирошниченко. Но мысль от ординарца тут же свернула в прежнее русло. Капитан намеревался сам сначала обойти расчёты и посмотреть, всё ли в порядке, однако газетчик увязался следом, и сейчас Комеков соображал, управились ли солдаты на огневых позициях. Он, в общем, парадность не любил и не следовал примеру тех командиров, которые внешней показухой стараются прикрыть свои грешки. Порядок должен быть порядком, независимо от того, проверяет тебя начальство или нет. Поэтому он не слишком опасался придирчивого глаза газетчика.
Позиции для расчётов вчера выбирали очень тщательно, сообразуясь с рельефом местности и возможными направлениями контрнаступления немцев.
— Долго стоять здесь предполагаете? — прервал его размышления Панов и, приотстав, по-мальчишески прокатился на подошвах по скользкой тропке.
Комеков пожал плечами: кто знает, сколько времени простоит батарея в обороне. Не мешало бы, конечно, передохнуть, измотались бойцы за последние дни. Если исходить из того, что говорилось на совещании в штабе, из настроения командира полка, то можно рассчитывать на несколько дней, может быть, на неделю. В то же время комбат не верил в долгое затишье. Интуиция, опирающаяся на многие месяцы боёв, военный опыт, а возможно, просто подсознательное стремление быстрее бить врага, не давая ему ни минуты покоя, рождали чувство настороженного ожидания. Он не стал делиться своими
Срезая путь через край леска, комбат и газетчик вышли на большак. Там урчали моторами два «студебеккера». Один уже тащил в сторону МТС вереницу веялок и сеялок, возле второго копошились двое солдат. «Кто же это такой долговязый у меня?» — подумал Комеков, всматриваясь сквозь мутную изморось.
— Это ваши? — спросил Панов.
— Должны быть мои, — ответил капитан, продолжая перебирать в памяти личный состав батареи.
— Что они собираются делать с этим хозяйством? Для окопов, что ли? Или просто для топки?
Комеков покосился через плечо на ординарца.
— Нет, не для топки. Жалко, что добро в поле валяется, приказал свезти всю сельхозтехнику во двор МТС.
— Что?.. Да ведь ты молодец, комбат, честное слово? — воскликнул Панов. — Это ведь гвоздь номера, понимаешь? Советский воин думает о мирном труде. Просто великолепно! Сколько тебе лет, капитан?
— Все — мои. Мирошниченко! Бегом узнай, кто такие возле машины!
— Не надо, — остановил ординарца Панов, — мы сами туда пройдём, я с солдатами побеседую.
Двое пытались прицепить к «Студебеккеру» молотилку. Увидев приближающихся офицеров, тот, который был пониже, пошёл навстречу, второй поспешно юркнул за машину.
— Товарищ капитан, рядовой Карабеков занят, по вашему приказанию, сбором имущества МТС!
— А кто это там с тобой? Чего он прячется?
— Это, товарищ капитан… это… как его…
— Ясно! — ответил комбат и так глянул на шофёра, что тот сразу сник и пожалел, что сам не спрятался вместе со своим помощником.
Панов между тем уже извлёк из полевой сумки блокнот и карандаш.
— Кто со второй машиной? — попытался отвлечь его внимание Комеков. — Пойдёмте туда.
— Погоди, комбат, — отказался Панов и обратился к Карабекову:
— Ваша фамилия? Кар… Как дальше? Ка-ра-бе-ков. Имя? Бай-рам… Откуда родом? Из Туркмении? Как и ваш комбат? Очень хорошо! На гражданке кем были? Трактористом? Совсем отлично, лучше не придумаешь… Товарища вашего как зовут?
Карабеков отвечал, стараясь не встречаться глазами с капитаном. Последний вопрос поставил его в тупик.
— Не товарищ это… — пробормотал он и замолчал, не зная, что говорить дальше.
— Не товарищ? Штрафник, что ли? — высказал догадку Панов.
— Немец это! — пришёл на помощь незадачливому земляку капитан.
— Откуда он у вас? — удивился Панов и даже писать перестал.
— Пленный. Во вчерашнем бою в плен попал.
— Та-ак… Значит, вы и пленных привлекаете к работе? Оч-чень интересно, — Панов задумался, морща лоб и вертя в пальцах карандаш, в упор посмотрел на Комекова. — Послушай, комбат, тебе не кажется, что мы рановато начинаем гуманность проявлять?