Сияние Каракума (сборник)

Хаидов Аллаберды

Время было летнее, спать легли во дворе. Я долго ворочался, не мог уснуть. Вспомнилась Гуль. Бедняжка, ждёт меня не дождётся. Успею ли уложиться в её срок? Издали представлялось всё просто: приехал, поговорил, написал. На деле совсем не так. Что я знаю об Отдже, кроме её детства? Ничего. Уборка начнётся дня через два. Вот тут придётся мне смотреть во все глаза, чтобы не упустить важного. Хорошо, что она пригласила меня жить у них. Это даст возможность наблюдать её в кругу семьи. Как она обрадовалась, увидев меня. Даже просияла вся. Нет, я должен написать о ней хороший

очерк, чего бы мне это ни стоило.

Вокруг мирно похрапывали. Я лежал с открытыми глазами, а в голове одна за другой выстраивались фразы будущего очерка.

Лупа поднялась высоко, и свет её был резок, путал мысли, не давая уснуть. Я уж было подумывал, не подняться ли, как вдруг заметил тень, скользнувшую к изгороди. В быстро удаляющейся фигуре я узнал Отджу. Куда она идёт ночью?

Не задумываясь, что делаю, я последовал за ней.

Отджа шла быстро. Я старался не упускать её из виду.

Мы оставили посёлок и подошли к небольшой группе таловых деревьев.

Я остановился, дальше идти было опасно, девушка могла меня заметить. Но она и не думала оглядываться. Зайдя в густую тень, она вдруг раскинула руки и исчезла.

«Видно там её ждал парень, — подумал я с грустью. — Ну что ж, всё правильно. Отджа красивая девушка, почему бы ей не иметь возлюбленного?»

Я собрался было уходить, как вдруг услышал девичий смех. Смеялись несколько девушек. Заинтригованный, я сделал несколько шагов.

Передо мной открылась широкая, блестевшая, как зеркало, река, а в ней плескались девушки. Они то собирались вместе, то расходились в разные стороны. «Как русалки», — мелькнула мысль.

Вдруг они призывно замахали руками. С крутого берега к реке спускалась ещё одна русалка. Я залюбовался её красивым, стройным, яркой белизны телом. И только тут наконец происходящее дошло до моего сознания. Вот что значит на несколько лет оторваться от своей земли. Как я мог забыть обычай сельских девушек приходить под утро к реке и купаться?..

Уже почти рассвело, когда я добрался до постели. Мне показалось, что закрыл глаза всего, минуту назад. Но проспал я довольно долго. Отджа успела побывать в машинном парке совхоза. Вся семья сидела на большом топчане в ожидании завтрака. Я быстро поднялся, умылся и присоединился к ним.

Сколько раз вот так мы пили чай в доме Гуль. Давно прошла моя стеснительность, я свободно разговаривал с её отцом, с нею, чувствуя себя на равных. Гуль всегда к моему приходу тщательно одевалась, я тоже старался не ударить лицом в грязь.

Сейчас на мне была крахмальная рубашка, брюки из дакрона, на ногах лакированные туфли. Но странно, именно в этой одежде, я чувствовал себя здесь неловко. Отджа и её односельчане, как я успел заметить, одевались просто. Конечно, я понимал, что в дакроновых брюках не выйдешь в поле и не сядешь за трактор, но всё же…

Вечером у клуба девушки и парни выглядели конечно иначе. И должен отметить, что выходное платье они носили так же привычно, как и городские жители. Однако повседневная одежда была нм привычнее, потому что сельскому жителю трудно определить, когда начинается и

когда кончается его рабочий день.

Как мне хотелось сейчас, сбросив весь этот нейлон и дакрон, одеть удобный для работы костюм, почувствовать близость сидящих рядом людей, проникнуться их заботами.

Как свободно говорит Отджа о делах совхоза, как уверена она в том, что выполнит обещанное! Мне стало завидно, что я не могу проникнуться такой же уверенностью, почувствовать в себе окрыляющую силу. Нет, я обязательно должен написать очерк! Хороший очерк!

Я усмехнулся, вспомнив, как представлял в детстве Отджу красивой куклой, выставленной в магазине. Но только сейчас увидел её подлинную, живую красоту, её особенную теплоту и сердечность.

Гуль была, пожалуй, красивее Отджи. Её броская внешность опутывала, не давала раздумывать и сомневаться. Отджа, наоборот, побуждала к размышлению, если можно так выразиться, её красота была щедрой.

— Ты ведь не обо мне одной пишешь очерк? — спросила Отджа.

— Получил задание написать только о тебе, — ответил я.

— И зря. Девушки наши — Джерен, Тавус, — знаешь, как они работают? Боюсь, скоро на пятки мне наступят. А Ата-ага? В прошлом году он собрал 450 тонн!

— Но среди девушек ты — первая, — попробовал возразить я.

— Пока, — ответила Отджа. — Я познакомлю тебя с Джерен. Ей всего восемнадцать лет, но как она работает! Ещё год-два, и она будет собирать больше меня.

— Даже больше, чем Ата-ага? — пошутил я.

— То, что сделал один человек, по силам и другому. Кто знает, может, перегонит и нашего передового сборщика.

Разговор уводил меня в сторону от самой Отджи. Мне ведь надо писать именно о ней. А много ли я знаю? Да почти ничего.

И я решил вернуться к нашему детству.

— Куда вы тогда перебрались? — спросил я Отджу.

— В колхоз недалеко от Теджена. Отец там работал тренером на конеферме.

— А ты?

— Училась в школе.

— А потом?

— Потом… Потом отец упал с коня и сломал ногу.

— Вот несчастье, — посочувствовал я.

— Для него это было не просто несчастье. Он посчитал, что выбит из жизни. Сделался злым, недоброжелательным. Я порой думала: уж лучше бы у меня была сломана нога. Я как-то услышала их с мамой разговор. Отец говорил: «Как я вот такой перед детьми выгляжу? Я — глава семьи, кормилец?» А мама, вместо того, чтобы успокоить его, поднять в нём дух, вдруг заговорила обо мне: «Если бы, — говорит, — вместо Отджи был бы у нас сын, мы бы и горя не знали. Был бы он наш кормилец».

Я, конечно, понимала маму. Но и зло меня тоже взяло. Будто этот несуществующий их сын осыпал бы наш дом золотом! А злость мне всегда силы придаёт. «Ну, — думаю, — подождите! Я вам покажу сына!»

— Интересно!.. — подал я реплику.

— Не мешай мне, Шамурад, а то ничего не буду рассказывать, — серьёзно предупредила меня Отджа.

К тому времени за столом мы остались с ней вдвоём. Младшие дети убежали играть. Отец и мать разошлись по своим делам.

— Не буду, не буду! — заверил я Отджу. — Продолжай.