Сияй, Бореалис! Армейские байки
Шрифт:
— Давайте вы зайдёте ко мне да переночуете, дети, — сходу предложила Милль.
Так она представилась, расслышав вопрос с десятого раза.
Старые добрые сказки не зря учат тому, что детям не стоит верить обманчиво добрым старичкам, особенно старушкам, которые вот так запросто готовы принять гостей в дом да ещё и с ночёвкой. Однако Седой не читал сказок, поэтому охотно согласился. Вероятно, в нём взыгрался голод, когда Милль завела речь о свежих пирожках с мясом, — это же почти как чебуреки!
Начинало вечереть, и небольшую чащобу, через которую пролегал путь до деревни, заполонили прохладные сумерки. Тропинка извивалась меж стволов, вырастающих долговязыми тенями. Здесь блуждал
— Мы, наверное, снимем комнату в отеле, — безнадёжно сообщил вдруг Седой. — Знаете, где здесь отель? — он почувствовал, что вопрос звучит неуместно.
Судя по тому, как Милль вопросительно что-то пробубнила, слово «отель» наверняка для местных жителей было таким же неизвестным, как и «уличные фонари».
— Далеко нам ещё идти? — осведомилась Лирет.
— Да вот же мы почти пришли, дети, — прокряхтела Милль.
— Мы не дети, — вполголоса возразил парень.
Пройдя ещё несколько шагов, старушка вдруг остановилась и ткнула тростью куда-то вдаль, и её спутники взглядом уловили направление. Если бы Лирет не знала, что там находится древня, то приняла бы редкие огни домов за светящиеся глаза какого-нибудь чудовища. К тому моменту уже окончательно смерклось, отчего маленькие как муравейники домишки слились в одну замершую тень, из которой вырастал силуэт башни, будто пригвоздившей к земле огромное пятно. Большие Лукошки расположились на возвышенности, которую омывали воды реки. Её журчание доносилось шёпотом издали, делая это место ещё более зловещим.
Деревушку окинуло безмолвие. Несмотря на то, что время было ещё не самым поздним, улицы пустовали. Седой смог посчитать на пальцах руки огоньки в окнах, другие же смотрели на пришлых тёмными глазницами. Лирет насторожилась ещё больше: её не отпускало чувство, будто за ними тщательно следят. Невидимый взгляд прилип к чужакам, как пиявка, и не отставал до тех пор, пока они не вошли в один из домов, в окнах которого тут же забрезжил свет.
Домик старушки оказался совсем небольшим. Ощущалась какая-то теснота, но всё это было из-за барахла, накопившегося здесь. Старенькие пожелтевшие обои, такие же старые ковры, старая мебель — до безобразия всё старое, как и сама Милль. Даже пахло всё неизбежной старостью. В уголке прихожей тарахтел заряженный генератор, дававший свет, а в Лукошках по какой-то причине он был не везде и не у всех. Пока старушка суетилась у печи, Лирет успела осмотреть дом и посчитать комнаты. Всего три комнаты, в каждой — по аккуратно застеленной чистой постелью старой кровати. На стенах висели узорчатые ковры, на один даже кто-то наложил уже утратившую силу печать от моли. Было уютно, но одновременно как-то тревожно. В доме Милль жила одна, и не было ничего, что могло бы опровергнуть её одиночество, не считая кроватей.
— А никого здесь и нет почти, — рассказывала Милль, усадив гостей за небольшой стол. — Только старики остались, которую эту деревушку строили. Скоро вымрем все, и будет здесь пусто.
Седой жадно
— Сюда никто не приезжает, — продолжала старушка. — Вас хоть каким ветром занесло?
— Ищем кое-кого, — сказал Седой и протянул той проекцию, которую успел сделать Акси. — Видели такого здесь?
На листке виднелось чуть размытое изображение, взятое из воспоминаний близорукого бомжа, но тем не менее было понятно, что тот человек в маске, какую не спутаешь ни с чем. Милль уставилась в картинку полуслепыми глазёнками.
— Друг ваш? — поинтересовалась она.
— Почти, — ответил Седой. — Этот тип очень опасен, и он зачем-то отправился сюда, а раз здесь одни старики, то его кто-то должен был видеть.
Старушка только покачала головой.
— Он мог прийти сюда вечером, а вечером на улицу никто не выходит, — сказала она.
— Это почему так? — спросила Лирет.
— Темно потому что, — неубедительно ответила Милль. — Вечером опасно.
— Раз опасно, то почему бы не воспользоваться магией? — спросил Седой.
— Завтра вы всё это и выясните, дети, — ушла от ответа старушка.
— Да не дети мы.
— Утомилась я за день, — устало вздохнула та. — Отдохнёте за ночь да на свежую голову всё решите.
Разумеется, Лирет ожидала, что вечерний диалог приоткроет завесу тайны, но сегодня эта завеса оказалась неприступной стеной, за которой притаилось нечто зловещее. Девушке по-прежнему не нравилось сейчас сидеть за чужим накрытым столом и чувствовать себя таким гостем, какого приходится впустить дом наперекор внутреннему нежеланию. Она не знала, что об этом думает Седой. Тот продолжал отдаваться чревоугодию и давно утратил чувство меры. На парня напал какой-то нечеловеческий аппетит, он и сам был этому удивлён, но успокоил себя тем, что ослабший после взбучки организм законно требовал своё. Эти булочки с мясом просились в желудок одна за другой. Милль с удовольствием наблюдала, как он их уплетает. Насытившись, Седой почувствовал, как на голову тяжело опустилась усталость. Он подумал, что это как-то странно, потому что сегодня был день бессонницы, но уже сонный мозг решил выветрить эти мысли.
— Нужно отдохнуть, — заявил Седой. — День и вправду был тяжёлый.
— Ты же ничего не делал, — буркнула Лирет.
— Я делал всё, чтобы не убить детей, которые ехали с нами в одном плацкарте. Где я могу прилечь?
— Да-да, — будто оживилась Милль. — Проходи в комнату, там уже постелено.
— Тогда я прилягу, — парень вышел из-за стола, снимая куртку. — Спасибо за ужин, всем спокойной ночи.
Его силуэт утонул в проёме комнаты для гостей.
— Если понадобится туалет, то он на улице в сарайчике, — бросила ему вслед Милль.
Старушка и сама торопилась отойти ко сну. Лирет помогла ей убрать со стола, не теряя попытки её разговорить да так ничего и не смогла выудить из её слов. Милль была зациклена на своей усталости, а может, и вовсе не собиралась ничего рассказывать. Как только старушка прикрыла дверь в своей комнатушке и улеглась спать, Лирет прошмыгнула в комнату к напарнику. Тот ещё не спал и лежал в кровати, натянув на себя одеяло и уставившись в низенький потолок. Седой никогда не спал в кровати.
— Тебе ничего не кажется странным? — полушёпотом спросила Лирет, усевшись на край простыни.