Сизые зрачки зла
Шрифт:
Женщины потрясенно молчали. Наконец Наталья Кирилловна обрела дар речи и спросила:
– Объясните мне кто-нибудь, что этот хлыщ сейчас сказал о моем зяте? Что тот собирался взорвать Сонину карету?
– Ну, не так явно… Он ведь хотел, чтобы мы подтвердили правильность его намеков на Чернышева, а когда услышал фамилию Кочубея, просто взбесился, – откликнулась графиня Румянцева и признала: – Но ты, Натали, нас просто спасла. Как же ты нашлась?! И я тоже хороша: прилетела сюда спасать Соню и Верочку, а как пришло время действовать, растерялась, будто институтка.
Загряжская от ее похвалы расцвела,
– Да чего уж там! Я сразу поняла, к чему он клонит. Соня должна была обвинить Чернышева во всех грехах, а тот в ответ – отыграться на Владимире и объявить войну всему вашему семейству. Вот тогда Бенкендорф и устроил бы все так, как выгодно ему. Вы с Верой в этом деле для него – разменная монета.
Бледная как смерть Софья Алексеевна перебила ее:
– Тетя Натали, вы думаете, что это Чернышев, сегодня?..
– Кто знает, дорогая, может быть и он. Только сдается мне, что нынче вас не убить, а крепко напугать хотели, чтобы вы приняли помощь своего всесильного родственника.
Софья Алексеевна мгновенно возмутилась:
– Ну, уж нет. Я и раньше не собиралась этого делать, а теперь костьми лягу, чтобы этого не случилось. Но в одном вы правы, мне нужно написать завещание и назначить опекуном своих дочерей графа Кочубея. Я надеюсь, что он не откажет мне в этой просьбе?
– С чего бы ему отказывать? – удивилась Загряжская. – Конечно, он согласится.
Софья Алексеевна без сил опустилась на стул, сегодняшний вечер, как кошмар из дурного сна, не отпускал ее. Сначала экипаж взорвали, потом саму ее обвинили в том, что она причастна к взрыву, а напоследок чуть не втравили в беспощадную войну, способную истребить всю ее семью. Сама она прошла по лезвию ножа, но зато ее старшая дочь сейчас лежала контуженная. С этим-то, что делать? За собственную жизнь графиня не боялась, но Вера – совсем другое дело. Софье Алексеевне ясно показали, насколько уязвимы ее дети. Так как же теперь поступить? Не скрывая своих сомнений, она задала этот вопрос старым дамам.
– Переезжайте все сюда, – сразу же потребовала Наталья Кирилловна.
Но Румянцева отвергла ее предложение:
– Нет уж, Натали, хватит с графа Кочубея одной тещи. У меня есть другое соображение: нужно разделить девочек. Если следовать логике нашего бравого генерала, то младшие графини Чернышевы – источник обогащения для человека, ставшего их опекуном, а раз так, то их будут беречь. А вот Верочке, которой до совершеннолетия остался всего год с небольшим, может угрожать опасность. Кто знает, случайно ли карету взорвали именно тогда, когда она находилась рядом с тобой… Давайте-ка спрячем Велл подальше отсюда. Она собралась ехать в Солиту, вот пусть туда и отправляется. В деревне ее никто не найдет, а дальше посмотрим.
– Но ведь она контужена…
– Никто же не говорит про завтра, но и откладывать не стоит.
Софья Алексеевна долго молчала, а потом сдалась:
– Пусть будет так…Похоже, что другого выхода у нас просто нет.
Выхода не было. Невыносимо пахло гарью. Яркий костер, получившийся из нового дорожного экипажем Чернышевых, кидал алые отсветы на брусчатку, на опоры моста, на стены домов. О матери Вера не беспокоилась, ведь она сама закрыла за той надежные двери дома Кочубеев. Она осталась здесь одна.
«Зачем это нужно? – запаниковал внутренний голос. – Иди к маме, пока не стало поздно».
Страх гнал под защиту, но Вера не собиралась сдаваться. Она знала, что только здесь можно узнать правду. Нужно лишь престать бояться и сделать шаг навстречу опасности. Вера никогда в жизни не трусила, и сейчас не собиралась этого делать. Она обошла пылающий экипаж, жар от его огненных боков казался адским, но отойти в сторону было невозможно, ведь за алым световым кругом начиналась тьма – тот мрак, где притаился зверь. Зачем он преследовал Чернышевых? Или он метил именно в нее?
«Ему нужна я, – вдруг поняла Вера, – он охотится за мной».
Тьма вокруг сгущалась, наступая на тающие отблески догорающего экипажа, а вместе с ней двигался ужас. Веру назначили жертвой, а в черной тьме ее поджидал охотник.
– Нет, не бывать этому! – крикнула она в угольную вату мрака, – Я не боюсь тебя! Я знаю, что это ты – слабак, иначе не прятался бы в темноте. Если ты не трус, то покажись!
Вера знала, что услышана, даже чувствовала, откуда придет ответ, ведь она читала мысли своего врага. Тот ненавидел этот город со всеми его дворцами и храмами, ведь северная столица не принимала его, и еще он ненавидел Веру: она ему мешала. Эти чувства сплелась в его душе в отвратительный змеиный клубок и сейчас рвались наружу.
«Одним ударом: мне смерть, а городу пощечина», – осознала она идею своего врага, и засмеялась от восторга.
– Ничего у тебя не вышло, – крикнула она в темноту, – Я жива, а город вообще тебя не заметил. Ты – ничто, пустое место. Ты проиграл, и никогда уже не станешь победителем.
Она знала, что ее стрела попала в цель, ведь ярость ее врага стала почти осязаемой. Чернота сгустилась, став еще плотнее, и соткалась в силуэт рослого человека. Он двигался прямо на Веру, еще мгновение и она узнает правду. Враг ступил на свет, она вперила в него взгляд и охнула: человеческого лица у того не было, вместо него серело смазанное пятно с выкаченными от бешенства безумными глазами. Ошибиться было невозможно, огромные и сизые, как бельма, зрачки уставились на Веру, не видя ее Они не различали вообще ничего. Вера была лишь песчинкой на пути этого сгустка ярости – зверя, летевшего из тьмы. Она поняла, что сейчас погибнет, ужас ударил стилетом в сердце… и она проснулась.
Вокруг царила тьма, лишь где-то вдалеке мерцал огонек одинокой свечи, в его отблесках проступали два силуэта. Ужас вновь кольнул душу, но шепот родных голосов тут же принес успокоение. Она лежала в одной из спален дома Кочубеев, рядом с ее постелью сидели мать и бабушка, а свет потушили по настоянию доктора, объявившего, что Вера контужена.
Родные, похоже, считали, что она спит, раз тихо обсуждали случившееся. Вера не слышала начала их разговора, но то, что сказала бабушка, ее поразило:
– Мы, Сонюшка, может, правды и вовсе и не узнаем. Конечно, все указывает на твоего пресловутого родственника, на это нам недвусмысленно намекал и Бенкендорф. А вдруг мы все ошибаемся и на самом деле имеем дело с мстителем? Мне Загряжская по секрету шепнула то, что рассказал ей зять: арестованные офицеры все друг на друга показывают. Не от подлости, а от благородства своего, честь ронять не хотят – их спросят, так они не лгут, а все как есть и излагают. Может, наш Боб тоже на кого-нибудь показал, а у того друзья или близкие злобу за это затаили. Мало ли безумцев на свете? Сколько я за свою жизнь таких гордецов – вершителей чужих судеб – перевидала, со счету можно сбиться.