Сизые зрачки зла
Шрифт:
Девушки вновь вышли в полутемный коридор. Появившийся как из-под земли конопатый лакей взял из рук хозяина мешок и направился впереди всех к входной двери.
– Ваше сиятельство, вы не думайте, что я обману хоть на копейку, – вдруг серьезно сказал Барусь идущей рядом с ним Вере, – и за сестру не беспокойтесь – ни одного волоса с ее головы не упадет.
Они остановились в дверях, ожидая, пока мешок с деньгами уложат в экипаж.
– Спасибо, вам, Иосиф Игнатьевич, – поблагодарила ростовщика Вера.
Блестя глазами и играя ямочками на щеках, в их разговор вклинилась Надин:
– Когда
– Если все остается по-прежнему, то в июле получите проценты за первое полугодие, а если что-то экстренное случится – добро пожаловать в любой день, я всегда здесь.
– Договорились!
Надин пожала процентщику руку и вслед за сестрой села в экипаж. Она шаловливо чмокнула Веру в щеку и заявила:
– Вот видишь, мы добыли деньги и не станем больше сидеть на шее у бабушки. Теперь дело за тобой. Хочешь, я тоже поеду в Солиту?
– Нет, дорогая, ты береги маму, да и за нашими деньгами придется следить тебе. Я постараюсь справиться одна.
Вера сказала сестре почти всю правду, но кое о чем она не решалась говорить ни с кем. Тот сон, пришедший к ней в ночь, когда она лежала контуженная в доме Кочубеев, больше не повторялся, но иногда приходили другие. В них всегда было одно и то же: она стояла в круге света, а в темноте таился зверь с безумными сизыми зрачками. Он охотился за ней, жаждал ее смерти. Вера понимала, что эти кошмары – следствие контузии, и боялась лишь одного, что у ее травмы окажутся опасные для здоровья последствия. Вдруг она свалится, что тогда станется с матерью и сестрами? Надо было срочно приниматься за дело.
На следующий день Вера уехала, но недели, проведенные ею в пути, ничего не изменили: ночью ее по-прежнему одолевали кошмары, а днем – не покидали тревожные мысли о будущем. Ведь процентов Баруся явно не хватало для достойной жизни семьи, требовалось, по крайней мере, столько же. Вера поежилась, тонкая дрожь неуверенности зародилась в груди и разбежалась по телу, замерев в предательски дрогнувших кончиках пальцев.
– Все будет хорошо, я смогу, я обязательно справлюсь! – как заклинание повторила она. Вера запрещала себе все сомнения, ведь мать назвала ее своим рубежом обороны, так оно и будет.
Карета резко свернула, и в окне мелькнули освещенные окна постоялого двора. Осип отворил дверцу и сообщил:
– Все, барышня, приехали, на ночлег становимся. Думаю, завра в полдень в Солите будем.
Где же ты, Солита? Подсвечивая червонным золотом макушки елей, солнце уже спускалось к горизонту, а окруженная сплошной стеной леса узкая проселочная все еще никуда не привела. Казалось, она так и будет петлять среди ноздреватых мартовских сугробов. Вера давно не выглядывала в окно, а сидела, забившись в угол кареты. Она не спала, но и мысли о невзгодах семьи впервые за долгое время отступили. Она как будто освободилась от них и вернулась к воспоминаниям о своей безответной любви. Как ни странно, приняв решение уехать в Полесье, теперь она вспоминала о Джоне гораздо реже.
Неужели любовь всегда склоняется под бременем горя и тяжких обстоятельств? А может, дело в том, что ее чувство осталось безответным? Но найти ответ на этот философский вопрос Вера не успела, потому что экипаж резко накренился на повороте, и она съехала в противоположный угол сиденья, а горничная Дуняша свалилась на пол и истошно заверещала.
– Не вопи так, ничего страшного не случилось, наверное, полоз в яму попал, – предположила Вера, помогая горничной подняться.
Карета не двигалась. Снаружи послышалась ругань Осипа, ему раздраженно отвечал ямщик. Из их перепалки Вера поняла, что экипаж угодил в широкую протаявшую до земли колею, и теперь лошадям никак вытащить его без посторонней помощи. Где-то сверху Осип открыл дверцу и крикнул:
– Барышня, мы надолго застряли, а усадьба рядом, за перелеском. Подождите, я за помощью схожу. Я мигом.
– Я с тобой, – решила Вера и протянула к дверце руку.
– Тогда уж обе руки давайте, так я вас не вытащу, – объяснил Осип и почти по пояс перегнулся вглубь кареты. Хозяйка последовала его совету, и слуга, медленно разгибаясь, вытянул ее за собой, а потом осторожно поставил на дорогу.
Одернув юбки и шубу, Вера крикнула продолжавшей причитать горничной:
– Дуняша, мы скоро вернемся, закутайся в одеяло и жди.
Горничная смолкла. С облегчением вздохнув, Вера обошла лошадей и зашагала по дороге.
– Осип, откуда ты знаешь, что до усадьбы уже недалеко? – поинтересовалась она.
– Так я помню – годов двадцать прошло, как мы с барыней сюда приезжали, но не забылось. Сейчас за поворотом должна открыться большая поляна, на ней три дуба растут, под ними летом пастухи всегда от жары прячутся, а там уж и усадьбу видно.
Они миновали короткий участок до поворота, и Вера поняла, что слуга был прав: дорога заметно расширилась, а лес поредел. Они прибавили шагу и вскоре вышли на большую поляну с тремя дубами в центре. Накатанная колея бежала через нее наискосок и рассекала надвое редкий и прозрачный бесснежный перелесок, а за ним действительно просматривалась высокая куполообразная крыша.
– Вот, барышня, большой дом уже виден, только раньше крыша голубая была, а теперь стала зеленая, еще немного пройти – и дома будете.
Они уже выбрались на поляну и направились к перелеску, когда из-за деревьев показались запряженные рослым гнедым конем розвальни. Вера застыла на месте, удержав и слугу. Мало ли кто мог спешить им навстречу! Сани остановились рядом с ними через пару минут. Из розвальней выпрыгнул высокий молодой человек, судя по лицу, почти юноша, одетый в длинный дубленый тулуп и мягкую лисью шапку.
– Добрый день, вы что-то ищете? – полюбопытствовал он, с интересом уставясь на незнакомцев прищуренными голубыми глазами.
– Наша карета завязла недалеко отсюда, за поворотом, – объяснила Вера, – мы шли в усадьбу за помощью.
– Сейчас это сплошь и рядом случается: ночью ледок прихватит, а под ним все уже подтаяло. Нужно слег нарубить и вытащить по ним полозья, – предложил юноша.
Он нагнулся, достал из-под слоя сена топор, а потом глянул на Верины кожаные ботинки и предложил: – Да вы садитесь в сани, чего вам по снегу-то ходить, быстрее доедем.