Скачка тринадцати

Фрэнсис Дик

Наконец один из них неуверенно предположил, что ему, возможно, стоит встретиться с директором…

– Да, и немедленно! – заявил Билл Уильямс. Директор, сидевший в маленькой комнатке в конце коридора, начинавшегося позади стойки бара, оказался импозантной дамой в длиннополом ало-золотом восточном халате. Дама сидела за столом и считала выручку. Она не предложила Биллу Уильямсу присесть. Но он все равно сел. Дама высокомерно взглянула на него.

– Мне сказали, что у вас какие-то жалобы, – произнесла она таким тоном,

словно считала это совершенно невозможным.

Билл Уильямс красочно описал свой испорченный вечер.

Директорша не проявила особого удивления.

– Когда вы заказывали столик, – сказала она, не оспаривая того факта, что столик был заказан, – вам следовало сообщить, что вы приплывете на лодке.

– Это почему еще?

– Мы не принимаем лодок.

– Почему же?

– Туристы с лодок безобразно себя ведут. Ломают мебель. Шумят. Гадят на пол в уборной. У них сумасшедшие дети. Они жалуются, что цены слишком высокие.

– Я заказал столик, как полагается, – твердо и решительно заявил Билл Уильямс, – и я недоволен. Я очень недоволен.

До директорши наконец дошло, что она, возможно, не права. Она передернула плечами под ало-золотым халатом, облизнула губы и упрямо повторила:

– Вам следовало сообщить, что вы приплывете на лодке. Вам следовало сказать об этом, когда вы заказывали столик. Тогда мы были бы готовы…

– Когда я заказывал столик, вы не спросили, на чем я приеду, – перебил Уильямс. – Вы не спросили, приеду ли я на «Роллс-Ройсе», на тракторе, на велосипеде или вообще приду пешком. Мои гости приехали на «Даймлере», а вы обошлись с ними так, точно они собирались украсть у вас столовое серебро.

Директорша встряхнула прической, поджала губы и невидящим взглядом уставилась на разобиженного клиента. Директорша хотела, чтобы клиент ушел. Она была не в настроении грызться.

А Билл Уильямс был именно в таком настроении. Но он почувствовал, что сопротивление директорши угасло, и, как всегда, когда ему случалось одержать верх, его враждебность тоже приутихла. Биллу часто говорили, что терять бдительность опасно, но он не умел добивать поверженного противника. Он резко встал, вышел на свежий воздух и спустился по тропинке к реке, к своему синему диванчику.

Билл переоделся, убрал тент – дождя все равно не предвиделось, – залез в спальный мешок и улегся, глядя в ясное ночное небо. Он знал, что потерял шанс сделаться редактором «Ежедневного трубадура». Всю ночь он не спал, прокручивая в голове незаслуженные унижения и сожалея, что не устроил публичного скандала. Но разве публичный скандал помог бы ему добиться места? Да нет, скорее это просто сделалось бы очередным анекдотом – а так, если Билл правильно понял выражение лица миссис Робин Доукинс, это просто снабдило ее очередным «Я вам говорила!» в их междуусобных войнах.

Билл обдумывал планы мести, сомневаясь, впрочем, в своей способности осуществить их. В качестве редактора он мог бы потребовать от своего корреспондента, того самого, который так расхваливал этот ресторан, опубликовать разгромную статью. А как рядовой гражданин, он мог только обходить этот ресторан стороной.

Рассвет не принес ему сладких снов. Когда стало совсем светло, Билл встал и принялся собираться в дорогу. Хотя путешествие утратило всю свою прелесть. Из следующего городка вниз по течению он позвонит в Лечлейд на лодочную станцию и попросит их забрать лодку.

В это время по тропинке спустился тот самый официант в темном костюме. Только на этот раз на его лице уже не было самодовольной ухмылки.

– Директор предлагает вам кофе, – сказал официант.

– Кофе?

– Да, выпить кофе в баре.

Он повернулся и ушел, не дожидаясь ответа.

Билл Уильямс даже не знал, что делать. Что это – знак примирения? Извинение? Ему не хотелось ни того, ни другого. Но, быть может, кофе – это только предварительно, а вообще директорша собирается вернуть ему деньги? Может, она наконец поняла, что за вчерашнее возмутительное обслуживание платить не стоит?

Ничего подобного. Да Билл Уильямс сердился и не из-за денег вовсе. Его изгнание из «Голоса» обошлось новым владельцам газеты в несколько ноликов в их доходах. И тем не менее, входя в ресторан, Билл готов был, хотя и неохотно, принять деньги обратно. Но никто не предложил ему ни пенни.

Билл Уильямс вошел в бар. Окна были еще занавешены, и в баре было сумрачно. Медленно вошел официант, поставил на столик поднос с чашкой и блюдцем, молочником, сахарницей и фарфоровым кофейничком.

И все. В холодном изумлении Билл Уильямс выпил две чашки кофе. Правда, надо отдать должное – кофе был хороший и крепкий. Но никто не пришел и не извинился.

Может, кофе и было знаком примирения, но Билл Уильямс воспринял это как оскорбление.

Допив вторую чашку, Билл Уильямс встал из-за столика и отворил входную дверь, за которой был маленький холл, а за ним – дверь на автостоянку. По закону, в Британии на двери каждого заведения, где разрешено продавать спиртные напитки, должна висеть лицензия, в которой указано имя владельца. У Билла еще не было конкретного плана отмщения, но он хотел хотя бы знать, как зовут человека, который его так оскорбил.

Владельца ресторана «На стрежне» звали Полина Кинсер.

Кинсер… Странное совпадение. Билл Уильямс вернулся в бар и обнаружил там вчерашнюю даму-директоршу, окруженную четырьмя официантами. Официанты явно чувствовали себя неловко в роли телохранителей, но они больше всего заботились о том, чтобы хозяйке было не в чем их упрекнуть.

– Полина Кинсер – это вы? – медленно спросил Билл Уильямс.

Дама неохотно кивнула.

– Вы хотите принести мне свои извинения за вчерашний вечер?