Скалолазка и Камень Судеб
Шрифт:
– Ты не знаешь, был ли он в Испании, а точнее – в Андалусии, перед той поездкой?
– Статьи про Испанию не было, – ответила бабушка. – Это я точно помню. Но за неделю перед роковой поездкой вернулся откуда-то загорелый и очень задумчивый. Бродил по комнате и без конца крутил в руке пулю свою на цепочке – прямо как мусульманин четки. Пуля была его талисманом, он с ней не расставался с армии. Говорил, что удачу приносит.
Точно знаю, что за месяц до смерти отец находился в Лондоне. Получить там загар он явно не мог – тем более в марте.
– А потом, значит, отправился в Африку, – задумчиво произнесла я.
– Так сказал.
– Но ведь ты утверждала, что он никогда не говорил, куда едет.
– Тогда почему-то сказал.
Я знаю, что отец шел по следу Фенрира. Но Волк интересует всех не только своей бурной биографией. И Эрикссона, и Глеба Кирилловича с покалеченным Сашей, и таинственных близнецов из «Гринпис», и мерзавца Гродина интересует Священный Камень. Артефакт непонятного назначения, который был найден конунгом и где-то спрятан.
Получается, что отец тоже его разыскивал!
Этот вывод привел меня в некоторое замешательство. Последние дни моих родителей вдруг омрачила загадочная тень Священного Камня. Артефакт представился мне треугольным обломком скалы, углы острые, грани – как лезвия… Отец знал, откуда в Кембриджшир пришли викинги. Уверена, что именно его рукой обведен контур забора на фотографии из архива. Он нашел, куда следует отправиться.
Только добрался ли он до Андалусии? Или смерть его остановила?
Не знаю ответа… Возможно, что-то смогу выяснить, оказавшись там…
– Алена… Алена… – Бабушка пыталась докричаться до меня сквозь расстояние. – Ты куда пропала?
– Я здесь, – откликнулась я, выходя из задумчивости.
– Где – здесь?
– Здесь… В Москве… – Не стала говорить, что путешествую по тем местам, о которых только что спрашивала. Хотя бабушке и семьдесят один, соображает она как вычислительный процессор. Мигом сведет концы с концами, упрекнет меня в неверии, самодурстве и глупости; призовет не ворошить прошлое. Она уже говорила это, когда я пришла к ней с расспросами. Два месяца назад.
– Здесь я, здесь, – повторила я.
– Заходи, милая, вечером за яблочками. Такие яблочки на даче уродились – просто тают во рту!
– Не могу. У меня… кошка рожает.
Бабушка на секунду замолчала, а потом спросила:
– Алена, а куда подевался твой кот?
Господи! Зачем я про кошку ляпнула! Ведь в самом деле мой пожиратель рыбы зовется Барсиком!
– Ну, соседи уехали на Кипр, а кошку мне оставили. Она как раз в положении, если так можно сказать о кошках, и готова вот-вот разродиться. Но ведь домашняя, и рожает в первый раз – надо помочь… – Фраза получилась длинная, как ленточный червь, и неуклюжая.
Бабушка настороженно молчала. Я ждала ответа. Евро улетали с телефонной карты, как цифры на секундомере.
– Правильно! – сказала наконец бабушка. – Конечно, надо помочь … Я сама к тебе приеду.
Мигом представила, как бабушка поднимается ко мне на четвертый этаж, долго давит на звонок. Не дождавшись ответа, своим ключом открывает дверь… При виде разгрома, царящего в квартире, каменеет на пороге, а в ее глазах возникает немой вопрос: милая, твоя кошка родила пятерых бешеных бульдогов?
Пока я быстро соображала, как невинно закончить разговор, он оборвался сам. Внезапно и совершенно неожиданным образом.
Скорый поезд «Талго-200» резко затормозил.
Разные виды транспорта, в которых я путешествую, периодически попадают в катастрофы. Это происходит гораздо чаще среднестатистического показателя. Нужно над этим задуматься. Но, пожалуй, в следующий раз…
Торможение состава было резким, никак не походим на плановую остановку. Дикая скорость – двести километров в час – резко упала до нуля. Меня бросило на пол с такой силой, что я выдрала из автомата телефонную трубку, которую держала в руке. Так и завершила разговор с бабушкой. Удачно или неудачно – не время судить. Шею бы сохранить в целости!
Вокруг стоял грохот. Люди падали с кресел. Обрушился бар, и по полу покатились бутылки с баварским пивом. Все перекрывал душераздирающий визг колес – от него не защитила даже шумоизоляция вагона.
Поезд продолжал тормозить. Меня прижало к перегородке, отделяющей салон от туалета и тамбура. Каждым органом, каждой частичкой своего тела я чувствовала, как гасится огромная инерция состава. Руки, ноги и затылок прилипли к стеклопластиковой стенке, словно притянутые магнитом. Наверняка космонавты испытывают нечто подобное, когда руководитель подготовительной программы добавляет им пару q на центрифуге.
Визг оборвался на высокой ноте. Тяжесть испарилась, руки-ноги отлипли от переборки.
Состав замер.
Я поднялась, сжимая вырванную трубку. Первый вопрос – где мы?
За окном темнели вспаханные холмы. По ним параллельно железнодорожному полотну тянулась черная полоса дороги с белыми столбиками. Чуть поодаль виднелся ломаный контур гор. Не похоже на станцию.
Оказалось, что я поднялась самой первой. Остальные пассажиры нашего вагона еще не очухались. Кто-то сидел неподвижно, шокированный, кто-то вытаскивал застрявшее колено, кто-то переворачивался из положения вверх ногами. В наступившей тишине слышались стоны, охи, скрип кресел и хруст расправляемых суставов.
В дальнем конце вагона распахнулась дверь. Из нее вылетела растрепанная проводница. Промчавшись между рядами кресел, перепрыгнув через кого-то, подбежала ко мне. На лице растерянность, сбившаяся заколка болталась на кончиках длинных волос.
– Срочно! Дайте мне позвонить!
И принялась вырывать у меня телефонную трубку.
Драться с обезумевшей проводницей я не стала – просто отдала бесполезную вещь. Она прижала трубку к уху и принялась набивать какой-то номер. Оборванный провод болтался возле локтя.