Скальпель, пожалуйста!
Шрифт:
— Пришли сказать спасибо, — объявляет он. — Ну, Витек, как ты будешь говорить? Ты обещал красиво поблагодарить пана профессора.
Витек молчит. Тычет в меня букетом и ухмыляется. Потом подмигивает то одним, то другим глазом, как его научили наши сестры.
— Ну, быстро… как я тебе говорил? — сердится дед.
— За что благодарить, пан Узел? — стараюсь я по возможности сократить время визита. — Просто всем нам немножечко повезло.
Старик мнет край форменной шляпы:
— Что вы такое говорите, пан профессор?.. Не будь вас…
Растроганный, он отворачивается. Я, улыбаясь, протягиваю ему руку. Не тут-то было, он упрям. Решил, что не
— Сию минуту поблагодари, Витек! Как я тебя учил?
Витек хихикает и крутит головой.
— Иди сюда, у меня кое-что для тебя есть, — вспоминаю я и веду его к письменному столу.
Я купил губную гармошку. Обещал ему — за операцию. Он вытащил ее из футляра и зачарованно оглядел со всех сторон. Попробовал дунуть и, когда раздался первый аккорд, просиял весь, как лампион. Потом кинулся мне на шею.
— Да я б… — залепетал он взволнованно, — как собака тебя облизал!
Я прижимаю его к себе. Глажу по голове и при этом пытаюсь нащупать в светлом пушке волос шов. Он тянется от затылочной кости до шеи. Мое касание уже не причиняет боли. Спасительная мысль приходит мне на ум:
— А хочешь, я возьму тебя с собой на лекцию?
Обращаюсь к деду. Ничего, если я их немного задержу? Конечно, ничего. Он готов задержаться тут хоть на неделю, если мне понадобится.
Ну, на неделю нет, а на два часика — пожалуй. Он пока может взять выписку из истории болезни и собрать вещи мальчика. Уже давно пора идти. Я спешу к лекторию. Широким шагом направляюсь мимо хирургического блока и потом вниз по двору. Витек едва поспевает за мной. Сначала бежит вприскочку рядом, потом убегает вперед. При этом без устали дует в губную гармошку.
Я усаживаю его в маленькой комнате, откуда проходят в лекционный зал.
— Здесь подождешь, я за тобой приду.
Вскарабкавшись на винтовой табурет, он снова берется за гармошку.
Сегодня последняя лекция в этом году. Завершаю тему об опухолях мозга. Демонстрацию примеров всегда провожу под занавес — для студентов это отдых после долгого записывания. Зал, как всегда, полон — нейрохирургия неизменно привлекает слушателей.
Студент Велецкий взял у меня диапозитивы. Привычно подготовляет проекционный аппарат, засовывает слайды в автоматическую раму. Практикант Велецкий! При мысли о нем не могу не улыбнуться. Ходит к нам в клинику уже два года. В первый семестр прямо лопался от гордости. Пришел тогда ко мне представиться. Заявил, что решил заниматься нейрохирургией, поэтому хотел бы нас посещать. На полудетском лице была самоуверенность. Я поручил его доценту Кртеку. Велецкий стал писать ему истории болезней и всюду его сопровождал. Он быстро перенял и размашистые жесты доцента, и его тягучую, монотонную интонацию. Примерно через месяц приходит как-то Кртек в отделение. Немного опоздал. Навстречу ему Велецкий:
— Пан доцент, обход сегодня можете не делать, я уже всех обошел!
Когда Кртек нам рассказывал это в своей сухой, ироничной манере, все просто лежали от смеха. И что же он Велецкому ответил?
— Благодарю, коллега, — сказал он, даже не улыбнувшись. — Это очень мило с вашей стороны. Но все-таки я думаю пройти еще раз. Мне, видите ли, тоже надо знать, что происходит в клинике.
Теперь Велецкий немного обстрелялся. Может делать несложные перевязки, и ассистенты говорят, что руки у него неплохие. За время пребывания среди нас научился и скромности. Понимает, что практикант в ряду клинических званий — нечто вроде ефрейтора. Перед сокурсниками,
— Диапозитивы давать сейчас? — учтиво спрашивает он меня.
Я утвердительно киваю. Он опускает темные шторы, включает аппарат. Начинаем.
Мне осталось рассказать об опухолях ствола головного мозга и мозжечка. Сначала вкратце повторяю основные анатомо-физиологические данные, затем следует теоретическое обобщение, показ рентгеновских снимков. Объясняю ход операции, вычерчиваю ее схему. А следующая часть сообщения — снимки, диапозитивы… Свет, тьма, жужжание аппарата, щелканье кассет, шелест переворачиваемых страниц тетрадей и блокнотов.
Передо мной десятки лиц. Глаза внимательные, сосредоточенные, глаза, рассеянно блуждающие по стенам, глаза сонные, красивые глаза девушки, не выражающие ни единой мысли. Взгляды нетерпеливые, взгляды, полные затаенной насмешки или невыразимо скучающие.
— Эпендимома, — повышаю я голос, — опухоль, встречающаяся главным образом у детей.
Новая искра интереса. Страдания, которым подвержены дети, всегда занимают и трогают аудиторию.
— Опухоль вырастает из четвертого желудочка. Это опасная зона. На основании этого желудочка располагаются, как известно, жизненно важные центры. Они регулируют дыхание, кровообращение, сердечную деятельность. Любое повреждение в этом месте способно привести больного к смерти прямо на операционном столе. Радикальная операция практически невозможна — иссекают обычно лишь часть опухоли. Можно выразить глубочайшее сожаление по этому поводу — ведь эпендимома как таковая не злокачественная опухоль. А бывает, что исход заболевания летальный.
Дописывают. За последней фразой энергично ставят восклицательные знаки. Откладывают самописки и разминают пальцы.
— Я кончил. В заключение хочу продемонстрировать клинический случай. На этот раз всего один, но в известном смысле очень поучительный.
Только Велецкий знает, что сейчас будет. Видел, как я провел Витека в кабинет. Надо отдать справедливость Велецкому: он не злоупотребляет своей осведомленностью, ничего сокурсникам заранее не объявляет. Только командует приглушенным голосом, чтобы подняли темные шторы и помогли убрать проекционный аппарат. Иду к двери в проходную комнату и открываю ее. Не вижу никого.
— Витек, ты где?
Ответа нет. Прохожу весь кабинет и выглядываю в коридор.
— Слышишь, отзовись…
Даже теперь все тихо. «Уж не сбежал ли на улицу?» — пугаюсь я.
— Узлик! — встревоженно выкрикиваю имя, которым называют мальчика наши сестры.
— У-у-у… — раздается откуда-то из угла.
Аудитория за спиной у меня разражается хохотом.
— Вылезай, постреленок!
Он сидит за лабораторным пультом. Вытаскиваю его и ставлю около себя. Теперь уж он послушно следует за мной. При этом копирует мой широкий шаг и дует в губную гармошку. С задних рядов его не видно, студенты встают, поднимаются на цыпочки. Я подхватываю его и сажаю на кафедру:
— Скажешь докторам все, о чем тебя спросят!
Демонстрации случаев начинают с анамнеза. Делаю знак студентке из первого ряда.
— Как твоя фамилия? — спрашивает длинноволосая медичка.
— Пан Узел! — выкрикивает мальчик.
Девушка растерянно усмехается. Закусывает губу.
— Ну ладно. А как зовут?
— Узлик, — объявляет мальчик, шныряя любопытствующими глазенками по залу.
В аудитории — веселое оживление.
— Спроси, зачем он пришел в клинику, — суфлируют девице.