Скандал в семействе Уопшотов
Шрифт:
Когда они выходили из фургона, полицейский снова взял Каверли за плечо, и тому опять стоило немалых усилий сдержаться. Откуда столь бурная реакция его плоти?
– спрашивал себя Каверли. Отчего ему так отвратительно прикосновение этого незнакомого человека? Перед ним возвышалось Центральное полицейское управление - здание из желтого кирпича с немногочисленными безвкусными архитектурными украшениями и несколькими объяснениями в невинной любви, написанными мелом на стенах. Ветер поднимал у ног Каверли пыль и обрывки бумаги. Внутри господствовала тревожная и мрачная атмосфера противозаконных действий. Это был вход в мир, куда ему дозволялось бросить взгляд лишь украдкой, - в страну насилия, куда ему случалось заглядывать, когда он расстилал газеты на крыльце, перед тем как красить перила. Мужчина
– У вас астма?
– спросил Каверли.
– Здесь вы отвечаете на вопросы, - сказал полицейский.
Он пошел с Каверли по коридору, похожему на коридор в какой-нибудь унылой школе, и ввел его в комнату размером не больше чулана, где были деревянный стол, стул, стакан с водой и печатная анкета. Полицейский закрыл дверь, а Каверли сел и стал просматривать вопросы.
Являетесь ли вы главой семьи?
– спрашивали его. Вы разведены? Вы вдовы? Разошлись? Сколько у вас телевизоров? Сколько автомобилей? Есть ли у вас постоянный заграничный паспорт? Как часто вы принимаете ванну? Окончили ли вы колледж? Среднюю школу? Неполную среднюю школу? Знаете ли вы значение слов "сумчатый", "возмутитель", "трудновоспринимаемый", "диалектический материализм"? Отапливается ли ваш дом нефтью? Газом? Углем? Сколько у вас комнат? Если бы вас заставляли либо нанести оскорбление американскому флагу, либо осквернить священную Библию, что бы вы выбрали? Вы сторонник федерального подоходного налога? Верите ли вы в международный коммунистический заговор? Любите ли вы вашу мать? Боитесь ли вы молнии? Стоите ли вы за продолжение ядерных испытаний в атмосфере? Есть ли у вас счет в сберегательной кассе? Счет в банке? Какова общая сумма ваших долгов? Есть у вас закладные? Если вы мужчина, то отнесете ли вы ваши половые органы к размеру 1, 2, 3 или 4? Какую религию вы исповедуете? Считаете ли вы, что Джон Фостер Даллес попал в рай? В ад? В преддверие ада? Часто ли вы принимаете гостей? Часто ли вас приглашают в гости? Считаете ли вы, что нравитесь людям? Очень нравитесь? Пользуетесь успехом в обществе? Живы или умерли следующие люди: Джон Мейнард Кейнс, Норман Винсент Пил, Карл Маркс, Оскар Уайльд, Джек Демпси? Каждый ли вечер вы молитесь?..
– Каверли принялся за эти вопросы - а их были тысячи - с рвением преступного грешника. Свои часы он отдал грабителю и не имел никакого представления о том, сколько времени отняло у него заполнение анкеты, Разделавшись с ней, он крикнул:
– Алло! Я кончил. Выпустите меня отсюда.
Он подергал дверь, она оказалась не заперта. В коридоре было пусто. Была уже ночь, и за окном в конце коридора виднелось темное небо. Захватив анкету, он подошел к лифту и нажал кнопку. Выходя из лифта на первом этаже, он увидел сидевшего за столом полицейского.
– У меня забрали кое-что очень ценное, очень важное, - сказал Каверли.
– Все так говорят, - сказал полицейский.
– Что я теперь должен делать?
– спросил Каверли.
– Я ответил на все вопросы. Что я теперь должен делать?
– Ехать домой, - сказал полицейский.
– Вам, наверно, нужны деньги?
– Конечно, - сказал Каверли.
– Вы все получаете по сотне от страхового общества, - сказал полицейский.
– Если вы потеряли больше, можете потом предъявить претензию.
– Он отсчитал десять десятидолларовых бумажек и взглянул на свои часы. Чикагский поезд пройдет здесь минут через двадцать. На углу стоянка такси. Думаю, что на некоторое время у вас отбило охоту летать самолетом. Как и у всех остальных.
– Они все закончили?
– спросил Каверли.
– Несколько человек мы задерживаем, - ответил полицейский.
– Ну спасибо, - сказал Каверли и вышел из полицейского управления на темную улицу Уэст-Франклина; пыль этого города, духоту, отдаленный шум и безличность его цветных огней он воспринимал как символ своего одиночества.
– Беспримерное ограбление самолета произошло сегодня в 4:16 дня над Скалистыми горами..." Он сел в такси и сказал:
– Знаете, я был жертвой сегодняшнего ограбления самолета.
– Вы уже шестой пассажир, говорящий мне это, - сказал водитель.
– Куда?
– На вокзал, - сказал Каверли.
20
Только под вечер следующего дня Каверли приехал наконец из Чикаго в Талифер. Он сразу же пошел в исследовательский центр к Камерону, но его почти час заставили прождать. Время от времени сквозь закрытую дверь долетал голос старого ученого, повышавшийся от ярости.
– И никогда мы не сможем послать этих чертовых астронавтов на эту чертову Луну!
– кричал он.
Когда Каверли в конце концов впустили, Камерон, был один.
– У меня пропал ваш портфель, - сказал Каверли.
– Ах вот как!
– сказал доктор.
Он горько улыбнулся. Значит, там были зубная щетка и пижама, подумал Каверли. Стало быть, это все ерунда!
– В самолете, который летел на Запад, произошло ограбление, - пояснил Каверли.
– Не понимаю, - сказал Камерон. Улыбка по-прежнему сияла на его лице.
– Вот тут у меня газета, - сказал Каверли. Он показал Камерону газету, купленную в Уэст-Франклине.
– Они все забрали. Наши часы, бумажники, ваш портфель.
– Кто его взял?
– спросил Камерон. Его улыбка стала как бы еще светлей.
– Воры, грабители. Их можно, пожалуй, назвать и пиратами.
– Куда они его дели?
– Не знаю, сэр.
Камерон встал из-за стола и подошел к окну, повернувшись к Каверли спиной. Он что, смеется? Во всяком случае, Каверли так подумал. Он одурачил врага. Портфель был пустой! Затем Каверли увидел, что Камерон вовсе не смеется. То были мучительные судороги растерянности и горя; но о чем он горевал? О своей репутации, о своем положении, о своей рассеянности или о земле, которую видел за окном кабинета, о разрушенной ферме и линии пусковых установок? Каверли ничем не мог утешить его и стоял, сам тяжко страдая и глядя на Камерона, который казался теперь маленьким и слабым и которого сотрясали непроизвольные мышечные спазмы.
– Простите меня, сэр, - сказал Каверли.
– Убирайтесь к черту, - пробормотал Камерон, и Каверли ушел.
Был конец рабочего дня, и автобус, в котором Каверли ехал домой, был переполнен. Каверли пытался судить о случившемся с традиционной точки зрения. Откажись он отдать портфель, это могло бы повести к катастрофе и гибели всех пассажиров самолета; но что, если так было бы к лучшему? Может ли он спокойно выжидать дальнейших событий и спокойно вспоминать о том, что произошло? Когда он утром придет на работу, в какой отдел он должен явиться? Чего Камерон хотел от него с самого начала? Почему старик плакал, стоя у окна своего кабинета? Когда он придет домой, застанет ли он Бетси у телевизора? Будет ли его маленький сын в слезах? Накормят ли его ужином? Перед мысленным взором Каверли возник Сент-Ботолфс в свете летних сумерек. В этот час матери сзывали детей домой к ужину с помощью колокольчиков, которыми обычно, пользовались, чтобы вызвать прислугу в столовую. Серебряные или не серебряные, все они издавали серебристый звук, и сейчас Каверли вспоминал их серебристый звон, который доносился со всех задних крылец на Бот-стрит и Ривер-стрит и призывал домой детей, игравших на берегу реки.
Дом Каверли был ярко освещен. Когда он вошел, Бетси бросилась к нему в объятия.
– Милый, я так надеялась, что ты вернешься домой к ужину, и только что молилась об этом, - сказала Бетси, - и вот мои молитвы услышаны, мои молитвы услышаны. Мы приглашены на обед!
В сознании Каверли эти слова никак не вязались с событиями последних суток, и он постарался быстро перестроить свои мысли и чувства на иной лад. Он устал, но было бы жестоко лишить Бетси возможности воспользоваться единственным приглашением, какое она получила за все время жизни в Талифере. Он поцеловал сына, подбросил его несколько раз в воздух и хлебнул хорошую порцию виски.