Скандальная графиня
Шрифт:
Неужели Дрессер и вправду потребует, чтобы она обнажилась перед ним? И хватит ли у нее силы сделать это?
Как странно: в свое время она веселилась напропалую в толпе народа, надев костюм, создающий иллюзию обнаженной груди, а теперь боится показать свою грудь наедине одному-единственному мужчине…
Лакей принес Дрессеру кувшин с горячей водой и хотел было помочь, однако Дрессер услал его прочь, попросив напоследок принести портвейна. Сбросив одежду, он принялся развязывать тесемки маски и вдруг замер, глядя в зеркало
Когда-то он был красивым мальчиком, потом юношей, потом стал красавцем мужчиной и не придавал внешности ровным счетом никакого значения – зная лишь, что она помогает привлекать любовниц. Получив увечье, он недолго предавался грусти, к тому же очень быстро уяснил, что шрам нисколько не сужает круг его возможностей. Однако теперь, когда маска скрывала увечье, он вспомнил вдруг, каким был прежде…
И теперь шрам тяготил его. Из-за Джорджии Мейберри.
Он снял наконец маску, отвернулся от зеркала, умылся, тщательно отскребая с лица остатки клея. Между ним и Джорджией столько непреодолимых препятствий, чтобы думать еще и о шраме, и все-таки Дрессер отчаянно желал сейчас, чтобы шрам исчез.
Он был все еще обнажен, когда пришел слуга с портвейном. Но это был уже хорошо знакомый ему Джем, который и глазом не моргнул.
– Хорошо ли заживают ваши раны, милорд?
– Да, благодарю. На мне все заживает удивительно быстро.
Джем ушел, а Дрессер плеснул себе портвейна.
Красавица и чудовище… Если даже ему удастся завоевать ее, о них будут думать именно так.
Часы неумолимо тикали, отсчитывая минуты. Казалось, ход времени замедлился, почти остановился. Придет ли она?
Не следовало ему дожидаться ее нагим. Он потянулся к халату, но вдруг передумал и достал из гардероба другой. Это был подарок жены одного богатого купца из Батавии – халат, привезенный из Китая, из красного шелка, на котором вышит был черный дракон, – словом, вещь столь же непрактичная, как и тончайшая сорочка Джорджии.
Дрессер надел халат и застегнул длинный ряд обтянутых шелком пуговок. Если она придет, если попросит его раздеться, эти пуговки помогут сделать процесс более захватывающим. Мысленно смеясь над собой, он сел в кресло, повернулся лицом к двери – так несколько дней назад сидела она, в ночной сорочке и бледно-зеленом халате.
Красавица и чудовище…
Если ему суждено ее завоевать, бомонд будет долго доискиваться причин такого мезальянса. Будут говорить, что леди Мей сделала это, чтобы спастись от стыда, заживо похоронив себя в деревне. Что от леди Мей отвернулись все великолепные поклонники и ей поневоле пришлось довольствоваться последним и единственным, согласившимся взять ее в жены. Что леди Мей всегда по вкусу были чудовища. Такие, как Чарнли Ванс…
Джорджии все не было, и Дрессеру следовало бы от души этому порадоваться.
Однако он вовсе не радовался, эгоистичный негодяй!
В ее «доспехах» обнаружилась брешь. Даже две. Она не успела изведать радостей на супружеском ложе, а еще была совершенно по-детски любопытна. Первый же поцелуй обнаружил дремавшую в ней страсть. И в его
Он выяснит, что именно предпочитает Джорджия, и сумеет подарить ей такое наслаждение, которое навсегда свяжет их воедино.
Дрессер встал и потушил все свечи, кроме одной-единственной, которую поставил подальше от постели. Возможно, Джорджия никогда не видела обнаженного мужчины и никогда не обнажалась перед мужчиной сама. Он желал доставить ей удовольствие, а вовсе не напугать до полусмерти.
Если она придет…
Он дотронулся до графина с портвейном. Напиток был отменный: крепкий, довольно сладкий, с богатым букетом. Он не понимал, отчего леди редко пьют портвейн, – ведь, когда они его пробуют, напиток им нравится. В комнате был лишь один бокал, но это и к лучшему – питье из одного бокала сблизит их.
Если она придет…
Он достал пузырек с ароматным маслом, купленным в восточном магазинчике вдали от фешенебельных районов столицы. Склянка из красно-оранжевого стекла, расписанная золотом. Когда Дрессер поднес ее к пламени свечи, она словно загорелась изнутри. Именно такой огонь он и зажжет в ее чреслах.
Если она придет…
В восточной лавке он попросил смешать ароматы по своему вкусу – получилась восхитительная пряно-мускусная смесь. Запах совершенно не походил на духи Джорджии, нежные, цветочные. Дрессер уже проверил его на себе. И прислал Джорджии книгу, надушенную этим ароматом, чтобы было чем объяснить наличие этого запаха в ее комнате… потом…
Если она придет…
Он поставил флакон на столик у постели и слегка отогнул край одеяла, затем вновь опустился в кресло, прихлебывая портвейн и наслаждаясь холодным ветерком, проникающим в открытое окно. А часы все отсчитывали минуты, и вдруг он услышал еще какой-то звук. Дверная ручка повернулась…
Она пришла. Сердце Дрессера бешено заколотилось.
Джорджия скользнула в комнату – робея, с широко распахнутыми глазами, горящими щеками, прелестная в своей пенной сорочке и халатике. Быстро и бесшумно она затворила за собой дверь, прислонилась к ней спиной и молча устремила на него взгляд.
Она была одета, как и тогда, когда впервые явилась в его спальню, – на ней был халат поверх белой сорочки с оборками у запястий и ворота. Но на сей раз распущенные волосы были густо напудрены. Дрессер сначала пожалел об этом, однако эта белизна делала Джорджию похожей на сказочную фею, безумно притягательную, волшебную.
Даже тщательно приготовившись к этому моменту, он оказался не готов к эротической мощи Джорджии Мейберри, сказочной принцессы.
Глава 25