Скандинавия глазами разведчика
Шрифт:
Только когда дела у немцев стали ухудшаться, когда в войну вступил Советский Союз и образовалась антигитлеровская коалиция, в Дании стало зарождаться сопротивление оккупационным властям, во главе которого в основном встали коммунисты и левые социал-демократы. И тогда немцы показали, на что они способны. В Швецию хлынул, спасаясь от холокоста, поток евреев. Молодые люди стали скрываться, чтобы избежать мобилизации в специальные датские батальоны. Население всё больше переходило от пассивных (демонстративное зажигание свечей в окнах в национальный день) к активным формам сопротивления (саботаж, листовки, ликвидация предателей и оккупантов).
В Дании начались репрессии.
Но
Мир в стране удалось сохранить, хотя недовольные, естественно, были — особенно в левой среде. Я помню, как художник Есперсен, участник Сопротивления, беспартийный, автор этикетки на бутылках пива «Карлсберг» (помните слоника, подпирающего здание пивзавода?), во время празднеств по случаю 25-летия Победы над Германией неприязненно высказывался в адрес тех, кто запятнал себя сотрудничеством с нацистами, но не постеснявшихся четверть века спустя причислить себя к «сопротивленцам». Знал Есперсен и о «похождениях» в начале 1940-х годов комиссара Кристиана Мадсена, на совести которого были люди, отсидевшие не один год на нарах.
Среди подчинённых К. Мадсена попадались и вполне порядочные, с нашей точки зрения, люди. В бытность моего предшественника О.А. Гордиевского, ставшего на путь предательства ещё в первую свою командировку, произошёл из ряда вон выходящий случай.
Наш нелегал, с которым Гордиевский поддерживал связь и который проживал в Дании под видом иностранца, пришёл на приём к чиновнику полиции по делам иностранцев и попросил продлить себе вид на жительство и разрешение на работу. Чиновник на беседе с нелегалом повёл себя самым странным образом.
— Вот что, дорогой мой друг, — сказал он негромко. — Вам не стоит продлевать вид на жительство.
— Почему? — удивился тот.
— Потому что я не рекомендую вам делать это.
— Я что-то нарушил? Или у меня документы не в порядке?
— Документы у вас в порядке, и придраться мне к вашему поведению нельзя. Но вам нужно как можно быстрее уехать из страны.
— Не понимаю.
— Объясняю: вам нужно, не теряя времени, покинуть Данию, в которой вам угрожает опасность. Вас в любую минуту могут арестовать и посадить в тюрьму. Верьте мне: я ваш истинный друг и желаю добра. Я узнал, что вас предали и что вам нужно бежать.
Нелегал ушёл с беседы в страшном смятении. Что это — провокация? Шантаж? Стремление противника запугать и заставить сделать неверный шаг? Посоветовавшись с женой, нелегал решил последовать совету полицейского-доброжелателя. Ему удалось беспрепятственно переправить в соседнюю страну жену с грудным ребёнком, а потом и ускользнуть из Дании самому [39] . В Центре его поступок не поняли, многие посчитали его трусом и перестраховщиком, карьера нелегала была разрушена.
39
Этот случай описан в «Иуде из Ясенева».
Момент истины наступил спустя много лет, когда Гордиев-ский был разоблачён и бежал к своим покровителям в Англию. Он поддерживал тогда связь с нелегалом и выдал его противнику при первой же возможности.
А «взяли» Олега Антоновича довольно примитивно: он, в нарушение режима пребывания советских граждан за границей, посетил какое-то злачное место, что не прошло мимо внимания ПЭТ. Контрразведка моралью надавила на психику и приобрела агента, с которым она долгое время не знала, что делать, пока не передала на связь в МИ-6 англичанам.
...Среди подчинённых Мадсена запомнился Хельмут Краусе, шлезвигский немец, но совершенно далёкий от своих этнических собратьев человек. Кажется, он пострадал во время войны, но карьеру не сделал. Он так и ходил до своей смерти в старших криминаль-ассистентах, что соответствует примерно нашему старшему оперуполномоченному, и возглавлял наряд имми-грационников в порту Копенгагена. Это был исключительно честный и порядочный человек, которому было чуждо всякое чинодральство, высокомерие или политиканство. Он лояльно ОТНОСИЛСЯ К советским ЛЮДЯхМ, ценил их доброту и широту души, любил ходить на советские суда и подолгу задерживаться там в барах, потому что после смены никогда не отказывался выпить хорошей и дешёвой советской водки.
Он не выпускал изо рта сигареты и умер от рака лёгких. Его умное морщинистое лицо с высоким сократовским лбом совершенно искажалось, когда его тщедушное тело сотрясал периодический кашель. Любимым напитком Хельмута была водка с «лаймом». Вероятно, он формировал особый климат в своём наряде, потому что и другие ребята старались быть похожими на своего шефа.
Все или почти все иммиграционники, естественно, были связаны с ПЭТ и выполняли их задания. Самым активным контрразведчиком был сам Мадсен. Он поддерживал инициативный контакт с заведующим консульским отделом посольства и всячески пытался выудить из него какую-нибудь полезную информацию. Комиссар любил пикироваться с А. Серёгиным по поводу совершенств и недостатков социалистической системы и «заводить» экспансивного и эмоционального консула, играя на его слабых струнках. Впрочем, К. Мадсен и сам оказывал консулу услуги в рамках своих полномочий и часто доверительно сообщал ему нужную и полезную информацию. Общение должно быть обоюдовыгодным! Зато консульский отдел без особых трудностей решал вопросы продления виз и разрешений на пребывание в стране для сотрудников «Аэрофлота», журналистов и командированных специалистов. Мы обращались к Мадсену, и тот давал указание своим подчинённым решить вопрос положительно.
Вместе с представителями Морфлота Сашей Трубкиным и сменившим его Валерой Филипповым консульский отдел регулярно устраивал для отдела К. Мадсена приёмы на борту пассажирских т/х «Эстония», «Балтика» или «Надежда Крупская», курсировавших между Ленинградом и Лондоном. Датчане приходили вместе с жёнами и детьми, для них устраивались концерт силами художественной самодеятельности судна и обильное угощение за счёт капитана. Вечера затягивались до полуночи и являлись для полицейских предметом длительных и приятных воспоминаний в течение всей последующей навигации. Часто тот или иной полицейский не выдерживал русского гостеприимства, «перегружался» горячительными напитками, и тогда К. Мадсен давал указание отвезти подчинённого домой на служебном автомобиле, который специально для этих целей подгонялся к трапу.
Непременным гостем на судах был также и начальник поста полиции порядка на причале Лангелиние старший ассистент полиции порядка Калле Динесен. Он отвечал за поддержание должного порядка на причале и исполнял свои функции с большим достоинством и подчёркнутой важностью. Ему было уже за пятьдесят, впереди маячила пенсия, и небольшая, но руководящая должность, связанная к тому же с приятными представительскими обязанностями, льстила его самолюбию. Впрочем, это был добрый и весёлый человек, внешне чем-то напоминавший артиста Гафта, оставивший после себя только приятные воспоминания.