Скайлар в Янкиленде
Шрифт:
— И люди реагируют?
— Будь уверен. Дают деньги на добрые дела. Принимают законы.
— Почему? Почему они должны ему верить?
— Потому что в основе написанного лежит здравый смысл. Он может быть очень остроумным, но никогда не высмеивает кого-либо ради красного словца. И потом, все знают, что он не использовал эти деньги и власть себе во благо. Или ради того, чтобы отомстить. Так, во всяком случае, говорит папа.
— Твой отец его уважает?
— Именно поэтому Алекс живет в нашем рыбачьем домике. Я думаю, своей колонкой он много денег не зарабатывает.
Скайлар
— Сколько ему лет?
— Чуть больше тридцати.
— Вроде бы ты сказала, что у мистера Броудбента есть жена? Как же ты собираешься выйти за него замуж?
— Мама говорит, что поначалу Диану считали очень умной, когда она молчала. Все думали, что она мыслит. Потом она поступила в колледж. И начала говорить. Сама вырыла себе яму. — Взгляд Джинни обежал вершины растущих на берегу деревьев. — Этот семейный союз долго не продлится. Чем больше она говорит, тем глупее выглядит.
— Зато поговорить с тобой — одно удовольствие?
— А разве нет?
— Чье это поместье?
На левом берегу высился большой кирпичный, выкрашенный белой краской особняк, от которого к берегу сбегал просторный луг.
— Оглторп.
— Это их настоящая фамилия? [6]
— Конечно. Луиз Оглторп учится со мной в школе. Мы — самые близкие подруги. Я ее ненавижу.
— Почему?
— Потому что она во всем опережает меня. Как бы я ни старалась. Начиная от произношения слов по буквам до прыжков на лошадях через изгороди. Она все делает чуть лучше меня.
6
По-английски она звучит как уродливый (ugly) Торп (Thorp), поскольку фамилия Торп достаточно распространенная.
Скайлар рассмеялся:
— По крайней мере в этом ты честна.
Рассмеялась и Джинни.
— На прошлой неделе, на теннисном турнире в клубе, я сдобрила ее лимонад водкой. Я думала, эта паршивка по меньшей мере знает, какова водка на вкус. Ей же тринадцать лет. Я не ожидала, что она все выпьет.
— К чему это привело?
— Она выиграла.
Обернувшись, Джинни направила Скайлара с залитой солнцем реки в прибрежную тень.
— Чуть правее, Скайлар, видишь? Где нет камней. Носом ткнись в берег. Он тут мягкий. Тогда мы не замочим ноги.
— Да, мэм.
Над ними высилась башня из серого камня.
Они поднялись к ней.
— Башню построил дед судьи Ферриса, тоже судья Феррис, — пояснила Джинни. — Эта семья сидит на одном месте так давно, что они разучились бы ходить, если б не гольф. — Она всмотрелась в лицо Скайлара. — Тебе понравилась шутка?
Он рассмеялся.
— Естественно.
— Ее придумал мой дядя Вэнс. И постоянно повторяет.
Железная дверь, ведущая в башню, висела на одной петле. Внутри каменный пол блестел от осколков стекла. У стены лежали семь или восемь
— Сюда ты приводишь всех своих друзей? — спросил Скайлар.
Джинни повела его по каменным ступеням, спиралью поднимающимся по стене башни.
— Старый судья Феррис построил ее в конце прошлого столетия. Думаю, он собирался приводить сюда дам, чтобы в жаркий день они могли попить чаю, наслаждаясь легким ветерком. Во всяком случае, на полу немало осколков фарфора.
Диаметр верхней площадки башни не превышал трех метров. Ее огораживала стена высотой в метр.
— Там произошла первая битва Войны. — Джинни указала на юг.
— Какой войны?
— Американской революции.
— Там, откуда я приехал, под Войной подразумевают войну между штатами.
— Здесь тебе что-нибудь напоминает Теннесси, Скайлар? Ну хоть что-нибудь?
Он огляделся. Особняки и лужайки, проглядывающие сквозь листву деревьев, синяя река меж зеленых берегов, холмы на западе.
— В вашей зелени больше желтого.
— Ты тоскуешь по дому, Скайлар?
— Больше, чем ожидал.
— Почему?
— Не хочу уточнять.
— Говори. Никто не слушает.
— Это одна из причин. Никто не слушает, — ответил Скайлар. — Я думаю, люди различаются тем, как они говорят «нет». Вместо того чтобы слушать, вы все только и ждете, чтобы перебить человека и сказать «нет», независимо от того, что этот человек говорил.
— Ты находишь нас нетерпимыми? Принимающими все в штыки? Наверное, на то у тебя есть причины.
— Я не пробыл здесь и суток, как меня обвинили в краже пяти миллионов долларов или чего-то подобного у моей семьи.
— Действительно обвинили?
— Да. Полисмен прямо заявил мне об этом в лицо. Твои родные действительно считают, что я украл эти драгоценности?
— Увы, да.
— А слуги?
— И слуги.
— Каким-то образом за обедом из меня сделали посмешище. Наверное, мне не стоило развлекать людей в долгой поездке на автобусе. Этот посол рассказывал мне о том, что интересно как ему, так и мне, а Джонеси заявила, что я вел себя грубо. И я раздражаю твою мать.
— А чему говорят «нет» у вас?
— У нас всегда выслушают человека. Никогда не проявят злобы. Не хочется говорить тебе этого, Джинни, но многие южане, которых я знаю, не хотят, чтобы их дети учились на Севере. Боятся, что они будут вести себя как северяне.
— Это правда?
— Да.
— Мне понравился твой друг Дуфус.
— Нет, не понравился.
— Я не понимала многое из того, что он говорил.
— Он провел здесь день и укатил домой. Сомневаюсь, чтобы теперь Дуфус зашел севернее наших амбаров с табаком.
— Должно быть, моему отцу удалось приспособиться к Северу с превеликим трудом. Я только сейчас это поняла.
— Должно быть, он очень чего-то хотел.
— Странно, что колледж, в котором ты собрался учиться, Найтсбридж, требует, чтобы ты прибыл туда на День труда.