Сказ столетнего степняка
Шрифт:
Вскоре подали мясо – свежую баранину, и воины, изможденные долгим походом и недоеданием, взялись за дело всерьез. Когда все поели досыта и изрядно выпили, красавец-капитан попросил спеть степную песню. Просьба гостя – закон для степняка, а просьба вооруженных гостей тем более. Но среди нас певунов не оказалось, и Малай ата, погладив белую в пояс бороду заскорузлой рукой, затянул старинную песню «Елим-ай! » – «О, страна моя!». Эта песня родилась во времена джунгарских нашествий, в годину великого бедствия «Актабан шубырынды, Алкаколь сулама», всенародной трагедии, когда многие казахи погибли
Да, прекрасный был голос, хоть и вражеский.
Чужая, но чудная песня тронула нас, да и слова были проникновенными. Я тогда впервые подумал, что русские тоже страдают, тоскуют по родному дому! А то мне казалось, что они всю жизнь бродят по чужбинам с ружьем, уничтожая и унижая местный народ. Но тогда зачем они здесь? Почему рыскают по нашим степям, сея ужас и смерть? Все-таки они не по своей воле покинули дома? Тогда что двигает ими, кто играет судьбами? Эта мысль отвлекла на миг от застолья, и я очнулся, когда капитан закончил свою песню.
Беляки зааплодировали, выпили за здравие капитана-певуна, прокричав несколько раз «Гип-гип, ура!». Развеселивший, хмельной капитан вдруг спросил у меня:
– А разве нет в ауле девушек, способных спеть вместе с нами? Или вы, хитрецы, спрятали их всех, а?!
Отвертеться было невозможно, оставить без ответа – опасно. И мы были вынуждены пригласить Халилю.
Младшая сестра Халиля была красавицей. Когда она заходила в юрту, казалось, вокруг становилось светлее. Юная, цветущая девушка виртуозно играла на домбре и соловьем заливалась, когда пела. Ее голос завораживал слушателей, а одухотворенное лицо очаровывало неземным светом. В моменты вдохновения Халиля играла на домбре пальцами ног.
В тот злополучный день мы пожелали, чтобы Халиля спела песни нашим непрошеным опасным гостям. Подчинились «просьбе» гостей, но, с другой стороны, хотелось показать царским офицерам – их благородию – нашу культуру, мы надеялись, что наши песни тронут их сердца, и они будут благосклонны к нашему роду.
Халиля сыграла несколько кюев – степных симфоний. Офицеры были в восторге. Она спела несколько песен, и в самом конце спела песню-реквием «Темиртас» нашего предка Биржан-сала. До сих пор помню ее голос и лицо, одухотворенное и прекрасное.
Капитан и Халиля начали петь поочередно, как бы соревнуясь; споет наша сестра одну казахскую песню, офицер отвечает ей русской песней.
Лица господ офицеров просветлели, в глазах заиграли добрые искорки. Они хором затянули такие песни, о существовании которых мы и не
Когда вдохновенная Халиля сыграла на домбре мелодию только что услышанной русской песни, офицеры закричали «браво!» во весь голос и выпили за ее здравие и талант. Особенно радовался красавец-капитан. Я заметил, как он смотрел на Халилю.
Песня – вестник любви. От любви рождается песня, но и песня может пробудить любовь.
Я переглянулся с Малай ата и понял, какую оплошность мы допустили. Надо было прятать свою красавицу от непрошеных вооруженных гостей! Раньше так и делали, а в этот раз что-то нашло на нас. Кажется, мы были наказаны за наше желание похвастаться перед иноземцами!
Отряд внезапно уехал ранним утром, не простившись ни с кем. Они забрали много еды, все, что им нужно было. Забрали они и младшую сестру Халилю!
Аул был в растерянности. Мать рыдала, обняв меня. Я, стиснув зубы, старался успокоить ее.
И тут в аул приехал Салим! Увидев его, я заволновался. Мать зарыдала пуще прежнего. Малай ата вкратце рассказал ему о случившемся. Салим вспыхнул, глаза загорелись гневным огнем.
Малай ата не смог нас отговорить от погони, только напутствовал не вступать в бой и решить вопрос переговорами.
– Не берите с собой оружия, это бесполезно! Поговорите по-человечески, пристыдите, если получится! Только совесть и справедливость может помочь вам!
По дороге Салим рассказал, что он приехал в аул, чтобы навестить мать и родных. Там, в алашордынском полку, пока все тихо, и он отпросился у своих командиров. Из рассказа Салима я понял, что дела у алашордынцев тоже не важны. И красные, и белые относились к ним с недоверием, временами даже враждебно. У алашордынцев военной силы было мало, испытывали острую нехватку оружия и боеприпасов. Свою винтовку Салим оставил боевому другу, так как у того вовсе не было ружья.
– Винтовка у меня – во! В бою нескольких беляков уничтожил из нее! Даже офицера-казаха убил!
Я закричал на брата:
– Как ты посмел стрелять в своих!?
Салим посмотрел на меня удивленно.
– Он не свой! Он белый офицер!
– Какой белый, какой красный? Он казах, наш брат!
– А по мне он был враг! У него в руках был револьвер, и он стрелял в меня! И если бы я не убил его, то он убил бы меня! Ты этого хочешь?
На это мне нечего было ответить. Эта философия навязана нам абсолютно чужой властью – царской тиранией и диктатурой пролетариата. Чужой путь, чужая революция привела к тому, что казахи начали уничтожать друг друга.
– Все казахи – братья! – тихо прошептал я сокрушенно. – У нас одна кровь, и это важнее цвета флагов! Не важно, красный или белый, богатый или бедный, какого рода или края, казах для казаха – всегда есть брат!
Воинственный Салим притих и сильно загрустил.
– Казахи редко убивали друг друга даже во времена межродовых стычек. В междоусобицах они в основном применяли соил и старались не бить по голове противника. Удары приходились по коленям, по щиколотке и предплечью. Этого было достаточно, чтобы противник слетал с коня.