Сказание о Ёсицунэ
Шрифт:
И он стал ходить в этот дом, не ища погибели хозяина. Да, крепко сидела у Мастера на плечах голова!
Было это весной; Есицунэ всякий день от рассвета до сумерек тайком проводил во владениях Мастера. Неизвестно было, где и чем он питает себя, однако же не худел он нисколько, облачен же был всегда в красивые одежды, согласные с временем года. Еще дивились люди, откуда он появляется и куда уходит. А ночевал он у Сёсимбо на Четвертом проспекте, и сей муж оказывал ему всяческую помощь.
Между тем жила в доме Мастера женщина по имени Коси-но маэ. Хоть и из простых, но была она доброй сердцем и всегда привечала Есицунэ, так что вскоре они стали
– Что говорит обо мне Мастер?
– Да ничего не изволит говорить,- ответила она.
– А все-таки?– настаивал Есицунэ.
– Как-то раз изволил молвить что-то в таком роде:
"Есть он, так есть, нет его, так нет, но чтобы никто с иим ни слова!"
– Видно, и впрямь я стал ему поперек горла. А правда, что у него много детей?
– Верно.
– Сколько же?
– Два сына и три дочери.
– Сыновья при доме?
– Они вожаки камнеметчиков в Куй.
– А где дочери?
– Живут счастливо по разным местам за высокородными мужьями.
– Кто же мужья?
– Старшая дочь - супруга церемониймейстера при государе-монахе, превосходительного Нобунари из дома Тайра, вторая счастлива за сокольничим Торикаи из дома Фудзивары. А третья на выданье.
– А ведь не ко двору Мастеру столь высокородные зятья,- произнес Есицунэ.Человек он нетерпимый и легко может совершить невежество, и, ежели его за это ударят по лицу, вряд ли они вступятся за честь его дома. Взять бы ему лучше в зятья людей бесприютных и отчаянных вроде меня, уж тогда бы честь свекра была бы омыта чистенько. Шепни-ка хозяину.
Коси-но маэ почтительно его выслушала.
– Если бы я такое ему сказала,- возразила она,- он бы не посмотрел, что я женщина, а сразу отрубил бы мне голову, руки и ноги.
И Есицунэ сказал:
– Видно, мы с тобой связаны знакомством не только в нынешнем рождении, и дальше скрывать от тебя нет смысла. Смотри только, не проговорись. Я - сын императорского конюшего левой стороны, и зовут меня Минамото Куро. Возымел я желание заполучить военный трактат "Лю-тао", и, хоть это Мастеру не по душе, я его заполучу. Поведай мне, где спрятана эта книга.
– Откуда мне знать?– проговорила Коси-но маэ.- Слыхала я только, что у Мастера это самое драгоценное сокровище.
– Так что же делать?
– Сделайте так: напишите-ка любовное письмо и дайте мне. Уж я сумею завлечь им молодую госпожу, любимую дочь Мастера, благо она ни с кем еще не была в близости, и уж я постараюсь получить у неё ответ. И коль пойдет у вас, как водится между мужчинами и женщинами, и сблизитесь вы, и попробуйте тогда завладеть этой самой книгой.
"И среди простолюдинов есть добрые сердца",- подумал Есицунэ и написал письмо. Коси-но маэ отправилась с письмом в покои молодой госпожи, заговорила и завлекла её и добилась ответа. После этого Есицунэ больше не показывался во владениях Мастера. Еще бы, он затворился в покоях дочки!
А Мастер возликовал:
– Что за услада душе моей! Не видно его больше и не слышно! Чего еще желать?
Между тем Есицунэ сказал его дочери:
– Нет ничего тягостнее, нежели прятаться от глаз людских. Нельзя нам так быть до бесконечности. Ступай и откройся во всем отцу твоему Мастеру.
Молодая госпожа ухватила его за рукав и расплакалась горько, и тогда он сказал:
– Ладно, в таком случае я желаю только заполучить "Лю-тао". Не покажешь ли мне эту книгу?
Хоть и страшась, что отец, прознав об
В радости развернул он книгу, взглянул и воскликнул:
– Ведь не серебро и не золото, а всего лишь письмена на простой бумаге!
Днями напролет он её переписывал. Ночами напролет он укладывал её в памяти своей. Начал он читать в первой трети седьмого месяца, а уже к десятому дню одиннадцатого досконально помнил все шестнадцать томов до единого, как если бы они отражались перед ним в зеркале.
Пока занимался чтением, никому на глаза не показывался. Окончив же чтение, стал появляться повсюду открыто и вести себя, не стесняясь. Вскоре и Мастер заметил его и сказал:
– Я вижу, этот молодчик опять здесь. Но что делает он в покоях моей дочери? И кто-то ему ответил:
– Он пребывает в покоях молодой госпожи с прошлого лета. Говорят, будто он - отпрыск превосходительного конюшего левой стороны.
Услышав это, Мастер рассвирепел. "Если в Рокухаре узнают, что ко мне вошел зятем ссыльный Минамото, мне несдобровать. Выходит, собственная дочь моя в прошлой своей жизни была моим врагом? Зарежу её." Однако, поразмыслив, он решил так: "Убийство собственного дитяти было бы преступлением против Пяти Запретов. Зато этот молодчик мне чужой. Почему бы не разделаться с ним? Я бы представил его голову дому Тайра и получил бы награду". Впрочем, он тут же задумался: "Самому мне по моему монашескому званию убивать не годится. А вот найти бы храброго человека, который не прочь поиграть оружием! Тогда я стравил бы их, и дело было бы сделано!"
В те времена жил в Китасиракаве, в северной части столицы, некий знаменитый рубака. Был он женат на младшей сестре Мастера, так что приходился ему зятем, и был его учеником. Звали его Токайбо Танкай. Мастер послал за ним. Танкай явился незамедлительно.
Мастер принял его в своих покоях и хорошенько угостил, а затем сказал так:
– Я позвал тебя по делу совсем пустяковому. С прошлой весны вертится у меня в доме какой-то непонятный юнец. По слухам, это сын императорского конюшего левой стороны. Если его не убрать, дело может кончиться скверно. Кроме тебя, положиться мне не на кого. Отправляйся вечером к храму Годзё-но Тэндзин. Я постараюсь залучить туда же этого молодчика, а ты отруби ему голову и принеси мне. И если ты это выполнишь,- я отдам тебе военный трактат "Лю-тао", которого ты домогаешься уже несколько лет.
Танкай произнес:
– Слушаюсь. Сделаю все непременно. А каков он из себя?
– Он совсем еще незрелый юнец. Лет семнадцати - восемнадцати, не больше. Ходит в отличном панцире и при мече, с золотой отделкой замечательной работы. Так что смотри не зевай.
Выслушав, Танкай проворчал пренебрежительно:
– Ежели такой молодчик носит меч, до которого он не дорос, то это его дело. А моему мечу хватит и одного удара.
И с этими словами он покинул дом Мастера.
Мастер был доволен, что все так отлично получается. До того дня он и слышать не хотел о Ёсицунэ, а теперь тут же послал сказать ему, что имеет нужду с ним увидеться. "Толку идти к нему я не вижу,- подумал Ёсицунэ,- но, ежели я не пойду, он еще подумает, будто я испугался". И он передал с тем же посыльным: "Приду незамедлительно".