Сказание о лесных
Шрифт:
– Слушай, – вдруг осенило Тэми, – это часом не твои духи дом стерегут?
– Скажешь тоже! – покачала головой Марта. – Просто осень разрастается.
– То ли жуткая, то ли винная… Хотя нет: я бы назвала её скорее игривой! – всплеснуть бы в ладоши, да только руки заняты.
А дома – дела. Печь поскорей затопить, чтобы прогрелись стены, обереги в порядок привести, про грибы-ягоды не забыть, чаю тёплого заварить, еды приготовить. А потом уснуть под волчьи завывания. Крепко-крепко, прижавшись к мягкому пледу
XIV. Листопад
1.
Лихое время – листопад: вся нечисть упивается пиром да ищет новой добычи, подстерегая честного человека за углом. Торговец потянулся проверить, на месте ли кошель, но застыл, увидев два сияющих глаза в кустах. Секунда, две – и ездовая лошадь понеслась по тропинке под жуткое «Ноо, пошлаа!» Зря он не задержался в городе подольше, ой зря. Пересидел бы лихую годину в тёплом доме. Так нет ведь, потянула нечистая рука в чащу!
Лисица проводила лошадь насмешливым взглядом и понеслась в другую сторону, прыжок по мягким листьям, второй – и вот горячие огни. Костры взвивались ровными рядами, а между ними плясали ведьмы в окружении воронья. На крайнем холме завывала стая волков. Лисица не удержалась, выпустила довольный визг и понеслась в пляску, наворачивая круги меж цветастых юбок.
Открывалась грань миров. Казалось, что тоненькая, как лунный шлейф, оболочка вот-вот разорвётся, и хлынут к ним непрошеные гости со всех сторон. Но нет: кордон слабел, но держался, хотя некоторые и стремились прорваться.
А тут их приветствовали, а заодно заклинали или не бесчинствовать особо, или убираться на родину, ибо эта земля занята и объята колдовским пламенем, обложена обережными щитами, чтоб злое даже ступить не могло.
Торговец тем временем допивал эль в задымлённом трактире. Свезло ж добраться целым! Правда, хозяин поначалу не очень хотел впускать одинокого путника, пока тот не осенил себя крестным знамением и не пообещал хорошо приплатить за место для себя и лошади.
– Дурное время, тьфу! – в сердцах спюнул трактирщик. – Мало ли какая дрянь прикинется то старухой, то молодой девкой, то добрым человеком, лишь бы только за порог попасть. Ибо в освящённую землю ей самой ходу нет! Думаете, просто так трактир у самого края леса стоит? А шиш!
Люд смеялся, фыркал, обсуждал последние новости. Один чудак вообще заявил, что решил тёмное время в трактире пересидеть, потому как с женой поругался, и та его отправила в хлев ночевать. Сырой, холодный и совершенно без выпивки!
– Куда же это годится, чтоб доброго человека – и в хлев? – возмущался он.
– А не узнала ли твоя, что ты к соседке на днях за пудом соли бегал? – насмешливо спросил его товарищ.
Собеседник лишь угрюмо уткнулся в выпивку. Мало ли какая зараза его, бедолагу, попутала, так что ж теперь, за это из дома родного кочергой гнать? Э нет, не на того напала!
– А слыхали ли, что снова война грядёт? Говорят, что всяких в солдат стали набирать, – сказал было кто-то и осёкся.
– Хворь тебе на язык! – шикнул торговец. Не стал он упоминать, что сам чуть не угодил в руки здоровенных молодцев в доспехах, которые искали
Но страшные мысли пропали после нового глотка, да и трактирщик не скупился, подливая каждому ещё за вырученные монеты.
– Гойя-хейя, гойя-хейя, – ударил по струнам местный менестрель. – Пляши и пей, тоску свою вином убей, пусть льётся ночью без конца и гонит нечисть от крыльца!
И зашагала ночь быстрее, раскурились трубки, полилось ещё больше добротной выпивки и монет (не каждый день гуляем!). Каждый то и дело норовил показать, что не боится злой силы, даже если она уже просочилась сквозь дверь и готовит подлянку.
А в дверь и впрямь постучали. Воцарилась тишина, только пара человек храбрости ради отпили ещё из кружек.
– Впустите, дяденька, холодно как! – умолял девичий голосок. Трактирщик усмехнулся: объявилась-таки, родная! Сколько он ей куриц за год перетаскал к лесу, лишь бы только человеческую землю стороной обходила, а эта зараза – что с нее взять? – не удержалась.
– Вон пошла, дрянь! – фыркнул он. – Где это видано, чтоб молодые девки ночью сами шлялись?!
По ту сторону зашипело злобно-злобно, а затем раздался протяжный вой. Обиженная и обозлённая, Тэми возвращалась домой ни с чем. Ну ничего! За это жадный хозяин заплатит ей вдвойне! Иначе не стоять его трактиру, будь он хоть трижды освящён.
2.
Холодный ветер поутру пролетел сквозь туманную дымку и загасил догорающий у избы фонарь. Марта и Тэми уставились на морозный иней у крыльца, сквозь который едва-едва пробивалась пёстрые, обледеневшие листья. Морозный воздух давил изнутри. Багрово-ягодная госпожа с венками и обилием вин уже удалилась – лишь где-то вдалеке раздавался звон её свиты. А на смену ей уже летела королева в ледяном одеянии. Одно дыханье этой женщины покрывало снежными хлопьями весь лес!
– Спать пора, – зевнула Марта. – Отгулялись вчера, проводили осень, а теперь вот – встречай холодную!
– Лишь бы не костяную, – фыркнула лисица.
Обе хорошенько проверили, крепко ли держит засов, и разбрелись по дому. Тэми завалилась набок в своём уголке, вдохнула запах черники и засопела. А Марта заваривала чай с надеждой, что в этот раз зима унесёт меньше душ.
XV. Снег и кровь
1.
За стёклами бушевала вьюга, не на шутку пугая обитателей леса. Из ведьминого дома валил дым – пламя печи пожирало брёвна, давая жар. Марта после долгой уборки наказала домовому следить за огнём, не пускать в дом чужаков и отваживать лисицу подальше от мяса.
Завернувшись в три пледа, колдунья заснула под песнь Морозной Матери. Йольская ночь закинула её в старые, давно запечатанные воспоминания.
2.
Кёльберга бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавало что–то невнятно-цветастое, а за плечи то и дело хватала Смерть. Она приходила после Самайна и впивалась в кожу холодом.