Сказание об истинно народном контролере
Шрифт:
Карпович по старой привычке перед каждым глотком долго дул на чай. За раз он брал по два куска сахара и, как показалось Банову, глотал их, не раскусывая.
Банов, воспользовавшись тишиной, задумался над услышанной тайной. «Неужели он действительно жив? — думал он. — Но если это так, то почему это от всех скрывают? Почему его прячут?» Нет, что-то тут было не так, да и на правду это не походило…
Видно, Карпович прочитал сомнение на лице Банова и поэтому, после очередного глотка, сказал:
— Что, не веришь? Банов молчал.
— Да я его сам несколько
— А кто ему пишет? — удивился Банов. — Ведь всем известно, что он умер!
— Не всем, — решительно заявил Карпович. — Крестьяне пишут, дети, рабочие… Они же и посылки шлют… Знаешь, как он любит письма и посылки получать…
— Слушай, а что он там делает, он что, взаперти где-то сидит, чтобы его никто не видел?
— Почему взаперти?! Он на лугах всегда, на травке… Сидит и мечтает…
— На лугах… в Кремле? — глаза Банова расширились до размеров серебряного полтинника.
— В нижнем Кремле, на Подкремлевских лугах… ну да ты ж этого не знаешь… — и тут же Карпович спохватился, что уж слишком много рассказывает; — Ты только никому об этом, а то пойдем с тобой по тракту…
Банов кивнул..
— Знаешь, пойду я уже, — занервничал Карпович.
— Ты заходи! Обязательно заходи ко мне! — попросил Банов. — Я по вечерам здесь совсем один. Полезем на крыше посидим, здесь хорошая крыша, покатая…
— Угу, — промычал Карпович. — Запиши мой телефон на всякий случай, может, помощь какая будет нужна.
В школе было тихо. За окном начинало темнеть, или просто туча нашла.
Банов прошелся по коридору второго этажа — все было в порядке: лозунги, портреты, горшки с цветами на вымытых белых подоконниках.
Поднялся на третий этаж — то же самое. Глазам приятно поглядеть.
Четвертый этаж тоже был подготовлен к празднику. Банов спустился вниз, закрыл входные двери. Залез на крышу.
Осенний вечер нависал над столицей. Тучи, облака, вот-вот дождь пойдет. Скоро уже и на крыше не посидишь — опасно. Разве что зимой, когда снег не такой свежий, когда он подчерствеет. Но этого еще месяца полтора-два, а то и все три ждать.
Между школой и Спасской башней светились окна недавно построенного высотного здания. Шум города затихал. Редкие машины проезжали ближними переулками Сретенки, ощупывая дорогу фарами.
Банов ощутил внутри себя спокойствие и задумался о Кремлевском Мечтателе. То, что сообщил ему Карпович, было похоже на сказку, но Банов почему-то все больше и больше верил в правдивость услышанного. Может быть, потому, что с первого слова доверял Карповичу, как старому боевому товарищу, хотя они и не были близкими друзьями в те военные годы. Но все-таки тогда, под Екатеринославом, если б не Карпович, если бы не те два ящика патронных лент для «максима», кто знает, чем бы закончился бой! А какая роскошная колокольня была! Наверно, повыше этой крыши, наверняка выше! И Банов даже прич-мокнул губами, вспомнив колокольню. И как-то высокомерно посмотрел вниз — между ним и асфальтом было метров пятнадцать. Разве это высота?!
Эту
Проснулся рано. Часы на стене показывали половину шестого.
Пил чай.
В полседьмого позвонили из Наркомпроса. Спросили, все ли готово к празднику. Ответил: «Все».
Потом приехал медицинский крытый грузовик — донорская бригада.
Банов их встретил, помог разгрузиться, и все вместе они прошли в специально подготовленную для этой бригады классную комнату. Там распаковались, вытащили всякие иглы, железные ящики с блестящими хромированными медицинскими инструментами, вид которых вызывал у Банова смешанное чувство уважения и страха. В углу поставили шесть больших бутылей в специальных деревянных каркасах.
— Ну вот… — развел руками Банов. — Вроде все готово.
— Спасибо, — кивнул начальник бригады, довольно молодой человек, худощавый и остроносый.
Четыре девушки, приехавшие с ним, уже застегивали на себе белые халаты, одетые прямо поверх обычной одежды.
Прямо над дверью в эту классную комнату висел лозунг «Нашу кровь — Родине!». Банов прочитал его, потом опустил взгляд и увидел мальчишку-пионера, стоявшего у этой двери.
— А ты что так рано? — спросил его Банов.
— Я хочу быть первым! — твердо произнес мальчик.
— Молодец! — Банов усмехнулся и потрепал пионера по головке.
Вернулся в кабинет.
Школа наполнялась жизнью. Уже звенели за дверью ребячьи голоса. Гулкое эхо возвращало топот ног по паркету коридоров.
Зашел завуч Кушнеренко. Доложил, что среди учащихся отсутствующих нет.
— Хорошо, — сказал Банов. — Праздничную линейку проведем после сдачи крови, скажи об этом учителям!
Перед дверью в классную комнату, занятую донорской бригадой, выстроился 10-А класс — было решено начать со старшеклассников, они ведь всегда самые нетерпеливые.
Банов достал из сейфа приказ Наркомпроса, касающийся проведения Всесоюзного дня донора, захотелось просмотреть нормы забора крови у учащихся.
«8-10 классы — 350 милилитров 5-7 классы — 250 милилитров 3-4 классы — 200 милилитров 1-2 классы — 125 милилитров» Прочитав это, Банов хмыкнул. Десятиклассников он всегда считал взрослыми людьми, а взрослые люди должны сдавать по восемьсот.
Донорская бригада работала слаженно. Ни минуты простоя. Девушки даже не смотрели на лица доноров — не было времени.
Класс за классом, сдав кровь, строем возвращались в свои классные комнаты и рассаживались за парты. Теперь их ждало угощение — перед каждым стояла железная кружка томатного сока и кремовое пирожное.
Банов вышел в коридор проверить, как продвигались дела.
Перед дверью, за которой работала донорская бригада, выстроился уже шестой-В класс. В школе было по-деловому тихо.
— Федор Палыч, — обратилась одна сестра к врачу, начальнику бригады. — Тут непонятно, то ли вторая группа, то ли первая…