Сказания и легенды Средневековой Европы
Шрифт:
Дьяволы не всегда бывали все вместе; напротив, чаще всего в одержимой сидел кто-нибудь один из них, «дежурил», как выражается Сюрен, и с этим дежурным, которым чаще других бывал Изакарон, Сюрену и приходилось беседовать.
Изакарон был демон весьма упорный. Во время экзорцизмов он бурно корчил тело одержимой. Видно было, что по временам демоны могут приобретать чрезвычайную власть над одержимыми, а отсюда Сюрен заключал, что и те чары, посредством которых колдуны напускают демонов на людей, в свою очередь, должны обладать огромною силою. Сюрену захотелось поближе ознакомиться с этим предметом, и он спросил у демона, откуда берется этот прилив власти нечистого над одержимыми. Демон ему объяснил, в чем заключалась шутка. Трое колдунов — один в Париже и двое в Лудене — за неделю перед тем во время причастия скрыли во рту облатки и унесли их с собою с целью передать их демонам. Но черти не смели к ним притрагиваться и передавали их то одному, то другому из этих колдунов. В ту минуту, когда шел этот разговор, облатки хранились у парижского колдуна. К этому демон добавил, что в скором времени всех троих колдунов изловят и сожгут. Тогда Сюрен распалился ревностью во что бы то ни стало добыть эти облатки, чтобы вырвать их из рук нечестивцев. Он повелел Изакарону немедленно отправиться в Париж и принять
Между тем Сюрен, все более и более распалявшийся религиозною ревностью, решился хотя бы пожертвовать своей жизнью, только бы выручить от нечестивцев эти причастные облатки. После полудня он снова приступил к экзорцизмам и был удивлен тем, что все демоны отсутствовали и дежурил один только Бегемот. Через несколько времени возвратились сначала Изакарон, бывший в страшном бешенстве, которое, по обыкновению, выразилось в том, что он подверг тело одержимой ужасной встряске, а вслед за ним пожаловал и Балам. Этот последний «появился на лице одержимой», как выражается Сюрен. Но чем именно обозначилось это появление, не умеем сказать. Сюрен сейчас же спросил его, исполнил ли он, что ему было приказано. Демон отвечал утвердительно и сказал, что принес с собою облатки, и при этом прибавил, что ему никогда еще не случалось носить столь тяжкого груза. Нашел же он их где-то под тюфяком, куда их спрятала какая-то ведьма. Сюрен его спросил, куда он девал облатки. Демон почему-то долго упрямился и не говорил, но, наконец, был вынужден сказать, что положил их на алтарь. Сюрен приказал ему в точности обозначить место, где были положены облатки. Тогда рука одержимой поднялась и протянулась к дарохранительнице (надо думать, что алтарь стоял около одержимой), затем опустилась к ее нижней части и здесь взяла свернутую бумажку, которую с трепетом подала заклинателю. Сюрен, в свою очередь, преклонил колени и с благоговением принял из ее рук этот сверточек. Развернув бумажку, он нашел в ней все три облатки, о которых говорил демон. Не довольствуясь этим, Сюрен приказал демону преклониться перед причастием, и тот был вынужден это исполнить. Само собою разумеется, что за него это исполнила одержимая, и сделала это с таким благоговейным видом, что все присутствовавшие были тронуты до слез.
Успехи, одержанные Сюреном над демонами, привели их главного владыку и царя Левиафана в страшное раздражение. Он видел, что его власть рушится, и объявил Сюрену открытую войну. Тогда все демоны гурьбой накинулись на злополучного монаха и подвергли его страшным истязаниям. Прежде всего они одолели его плотскими желаниями, которые достигли такой страшной силы, что без заступничества Провидения он не мог бы устоять против соблазна и, наверное, впал бы в грех. Так он сам откровенно признается в своей книге, добавляя при этом, что бунт его грешной плоти продолжался целый год. Случалось в это время, что, произнося экзорцизмы, он вдруг останавливался, совершенно забывая, что хотел сказать; дьяволы в эти минуты отшибали у него соображение и память. Так иногда стоял он над одержимыми по нескольку минут в полном беспамятстве, мучаясь в то же время головокружением, тошнотою и болями в сердце.
Сюрен сам говорит, что то, что случилось с ним, представляло очень редкое явление, так как заклинатели никогда не подвергаются одержимости. Объясняет же он свой особенный случай именно своим особенным усердием, тем, что он уже чересчур донял демонов. И вот тогда-то, по его мнению, Левиафану и было разрешено свыше подвергнуть Сюрена публичному беснованию. Началось это на Святой неделе в 1635 году. Однажды в присутствии множества монахов и светских сановников во главе с самим Лобардемоном у Сюрена приключился сильный припадок. Начались сперва судороги сердца, после которых он повалился на пол, и его начало корчить, как настоящего одержимого. При этом он, как подобает одержимому, выкрикивал неистовые словеса, приводя в ужас всех присутствующих. Его схватили и крепко держали, а он все вырывал свои руки и старался укусить их. Он то бросался на колени, то вновь вскакивал и иногда делал чудовищные прыжки вверх. Само собой разумеется, что при такой удивительной оказии его самого пришлось отчитывать, и, по счастью, овладевший им демон оказался уступчивым. Для всех присутствующих было ясно, что Сюрена мучил тот самый демон, который сидел в одержимой, в то время отчитываемой. Об этом надо было заключить из того, что одержимая вдруг успокоилась, и в тот же момент Сюрен стал бесноваться. Герцог Гастон Орлеанский, брат короля Людовика XIII, из любопытства совершил путешествие в Луден, чтобы посмотреть, что там творится. Как раз в это время одна из одержимых, сестра Агнесса, была истязуема демоном Асмодеем. Экзорцизмы производил иезуит Котеро. Демон был в раздраженном настроении. Он со страшною силою качал голову одержимой взад и вперед, причем ее зубы стучали, как молотки по наковальне, а из горла вырывались дикие прерывистые звуки. Лицо ее сделалось неузнаваемым, взгляд выражал дикое бешенство.
Язык страшно распух и высунулся изо рта. Все это время в ней орудовал демон Асмодей, но вслед за ним выступил на сцену другой демон, Верит, и мгновенно переделал всю физиономию одержимой. Она сделалась веселой, смеющейся, совершенно утратила свое ужасное выражение и стала, наоборот, привлекательной. Вслед за Беритом ее физиономиею завладели два новых демона: Ахаф и Ахаос, и каждый из них, опять-таки, переделал физиономию одержимой по-своему. Но заклинатель прекратил всю эту игру демонов, приказав оставаться в ней одному Асмодею. Физиономия одержимой вновь переделалась на первый лад, — признак, что демоны беспрекословно повиновались заклинателю. Но тот этим не удовольствовался и принудил еще Асмодея совершить поклонение Святым Таинствам. Демон, разумеется, не сразу повиновался такому жестокому требованию; но сила солому ломит, и тело одержимой через несколько времени распростерлось на полу. Однако же в знак своего крайнего неудовольствия демон подверг жестоким корчам это злополучное тело, которым он овладел. Одержимая испускала ужасные крики, стоны, скрежет, принимала самые невероятные позы, повергавший в ужас всех присутствовавших. Когда, наконец, одержимая успокоилась, присутствовавший при этом принц Гастон спросил ее, помнит ли она все, что с ней сейчас произошло; она отвечала, что помнит кое-что, но не все. Что касается до ответов, которые она давала, то она их слышала так, как будто бы их проговорил кто-то другой.
Но всего интереснее, по напряженности проявлений, было изгнание демонов из Елизаветы Бланшар. Мы выше уже упоминали об этой злополучной девице. Она не была монашка; она случайно была в монастыре в то время, когда на него были напущены чары, и заразилась ими попутно с монашками. Ею овладели шесть демонов, которые ее истязали больше, чем всех других одержимых. Особенно доставалось ей от Астарота. Заклинания над нею совершал не Сюрен, а другой монах, Пьер-Тома. Один из экзорцизмов совершался в присутствии принца Гастона. Заклинатель повелел демону приблизиться к себе. Одержимая тотчас пала на пол в судорогах, охвативших все ее тело; ее лицо мгновенно изменило свой вид, вздулось и побледнело; язык принял необычайные размеры. В таком состоянии она подползла к ногам заклинателя. Монах склонился и приложил ей к губам причастную облатку, причем повелел демону охранять гостию от всякого нечистого соприкосновения. Немедленно вслед за этим демон бросил одержимую на пол, вновь начал ее корчить, выражая ее неистовыми движениями всю свою ярость по поводу присутствия причастной облатки на устах у одержимой. При этом, между прочим, Елизавета выделывала движение, о котором мы не раз упоминали раньше, а именно: изгибалась так, что упиралась в пол только носками ног и носом. В это время за нею глядели в оба, опасаясь, что демон прикоснется гостиею к полу или даже сбросит ее на пол. И, однако же, этого не случилось. Гостия опускалась так, что между нею и полом оставался промежуток не более как в лист бумаги толщиной (так сказано в протоколе), но все-таки гостия к полу не прикоснулась. Тогда демон начал, конечно, устами одержимой, изо всех сил дуть, чтобы этим дуновением сшибить гостию, но и это ему не удава-лось. Между тем, как можно судить и надо заключить из записей очевидцев этого происшествия, правда, довольно сбивчивых, гостия держалась только одним прикосновением к губам одержимой. Можно было думать, что она прилипла к ним. Ее сняли и осмотрели, и оказалось, что на ней не было ни малейших следов прилипания. Следовательно, надо заключить, что гостия держалась на устах одержимой каким-то чудесным способом.
Принц пожелал видеть всех демонов, бывших в одержимой, т. е. узнать, какими признаками каждый из них проявляется. Заклинатель сейчас же распорядился, и на физиономии одержимой поочередно появились все ее демоны, причем каждый из них изменял ее черты по-своему. Астарот проявился еще иначе. Когда его вызвали по очереди, то у одержимой с правой стороны под мышкою мгновенно вздулся огромный волдырь, в котором ясно прощупывалось биение пульса. Но Астроту приказали удалиться из этого места, и он спустился по правой руке, всю ее подергивая судорогою, до оконечностей пальцев. После того одержимую заставили принять причастную облатку и дали запить ее водою. Затем тщательно удостоверились в том, что облатка была действительно проглочена. Сомнения же по этой части возникли из-за того, что демон употреблял все усилия, чтобы воспротивиться принятию причастия, т. е. его проглатыванию, сжимая судорогою горло одержимой. Пригласили присутствовавшего при экзорцизме врача произвести осмотр рта одержимой; врач осмотрел рот, даже ощупал его пальцем, и затем доложил, что гостия, несомненно, проглочена, а не скрыта во рту. Тогда заклинатель повелел демону, чтобы он вернул проглоченную гостию. И вслед за этою командою гостия вновь появилась на языке у одержимой. Ее заставили проделать это движение три раза подряд. Зачем это требовалось и почему это проглатывание и отрыгание считалось каким-то чудом, невозможно понять.
Принц Гастон был донельзя поражен всем, что совершалось в его присутствии. Но он пожелал еще больших чудес. Он знал, что одержимые способны читать мысли и исполнять мысленно данные им приказания, и пожелал сделать такой опыт с Елизаветою Бланшар. Он задумал про себя, что должна была сделать одержимая, а заклинатель только сказал демону: «Obedias admentem principis», т. е.: «Повинуйся мысли принца», отнюдь, — конечно, не обозначая, в чем заключалась самая мысль. Демон, т. е. одержимая, бросил страшный взгляд на принца, выражавший раздражение на то, что он должен повиноваться, затем одержимая поверглась на колени, подползла к одному из монахов и поцеловала у него правую руку. Восхищенный принц сейчас же во всеуслышание засвидетельствовал, что именно таково и было его желание.
Затем в Луденском деле еще особенно ясно выступила любопытная черта одержимости, а именно: стигматизация, т. е. проявление знаков на теле. Как мы много раз упоминали, заклинатели приказывали демонам, чтобы каждый из них, выходя из тела одержимой, обозначал свой выход особым признаком, который ему заранее предписывали. В числе этих признаков были и печати, т. е. особые знаки на теле. Так, демон Левиафан должен был, оставляя тело игуменьи, которая была им одержима, наложить у нее на лбу кровавый крест. Этот крест и появился немедленно по выходе демона. Первоначально он имел такой вид, как будто бы на лбу игуменьи были сделаны два надреза или две глубокие царапины, из которых вытекала свежая алая кровь. В одном из отчетов о Луденском деле этот крест был начертан, чтобы показать его фигуру и величину; его две ветви были почти одной величины — около полутора дюймов в длину. У той же игуменьи другие демоны, исходя из тела, оставили другие видимые знаки. Так, на левой руке у нее остались сделанные демоном надписи крупными латинскими буквами: «Iesus», «Marie», «Joseph» и «Francois de Salles». Все эти знаки оставались на теле у настоятельницы много лет подряд.
2. Демонизм в Индии
Теперь мы приступаем к характеристике демонизма, который свирепствовал в XVIII и XIX. Здесь нам руководителем будет французский врач Батайль, написавший громадную книгу в двух томах под заглавием «Le Diable аи XIX siecle» («Дьявол в XIX столетии»). Прежде всего считаем нелишним сказать несколько слов о происхождении этой книги, пользуясь для этого пространным предисловием Батайля.
Дело в том, что Батайль служил врачом на судне, совершавшем рейсы между Марселем и азиатским Востоком. Во время своих беспрестанных плаваний он часто встречал одного итальянца по имени Карбучча. Этот итальянец был купец, производивший торговлю с Восточною Азиею, которую он часто посещал по своим делам. Часто встречаясь с ним, Батайль крепко с ним подружился.