Скажи пчелам, что меня больше нет
Шрифт:
Я не осознавала, насколько гнетущая атмосфера в коптильне, пока мы не вышли на свежий воздух. Желтые листья кружились на ветру. Жермен глубоко, судорожно вздохнул, а за ним и я. Вопреки только что услышанному, я почувствовала себя немного лучше. Он тоже: лицо обрело нормальный цвет, хотя уши все еще горели. Я улыбнулась ему, и он неуверенно изобразил ответную улыбку.
– Пройдемся до кладовой над родником, – предложила я и повернула к тропинке. – Не отказалась бы от чашки холодного молока, а дедушке к ужину захочется сыра.
– Итак, – непринужденно продолжила я, поднимаясь по
– У ручья, бабушка, – тут же ответил он. – Ей к ногам присосались пиявки – я их снимал.
Что ж, довольно романтичная обстановка, – подумала я, представляя, как девочка сидит на камне, приподняв юбку, а ее белые и по-жеребячьи длинные ноги усыпаны пиявками.
– Видишь ли, – Жермен поравнялся со мной и горел желанием объяснить, – она попросила научить ее, как по-французски будет «пиявка», «водоросли», а еще «дайте мне поесть, пожалуйста» и «пошел прочь, гнусный тип».
– И как же сказать «пошел прочь, гнусный тип»? – поинтересовалась я.
– Va t’en, espece de mechant, – пожал он плечами.
– Надо запомнить. Кто знает, вдруг где-нибудь пригодится.
Внук не ответил: его мысли занимало слишком серьезное дело. Очевидно, произошедшее сильно его потрясло.
– Жермен, а тебе-то откуда известно про «voulez-vous coucher»? – полюбопытствовала я. – От Фанни?
Он поднял плечи, по-лягушачьи надул щеки, потом выдохнул и покачал головой.
– Нет. Papa однажды вечером сказал это Maman, когда та готовила ужин, а она засмеялась и ответила… Я не совсем расслышал… – Жермен отвел взгляд. – Поэтому на следующий день попросил его объяснить.
– Понятно.
Вероятно, Фергус так и сделал, причем без утайки. Он родился и до девяти лет рос в парижском борделе, пока Джейми волей случая не забрал его оттуда. Фергус открыто рассказывал о своем прошлом и вряд ли стал бы увиливать в ответ на любые детские вопросы.
Мы подошли к новой кладовой над родником – маленькой приземистой постройке из скальных пород, расположенной над каменистым руслом ручья, вытекающего из Домашнего источника. Ведра с молоком и кувшины с маслом охлаждались в воде, а обернутые тканью сыры медленно созревали на верхней полке, вне досягаемости любопытных ондатр. Внутри царил полумрак; едва мы вошли, как от холода перехватило дыхание.
Я сняла с гвоздя ковшик из тыквы, присела на корточки и открыла ведро с утренним надоем. Сверху образовались сливки, поэтому я перемешала молоко, а затем набрала полный ковш и выпила. По горлу вниз прокатилась восхитительная прохлада. Сделав еще глоток, я протянула черпак Жермену.
– Как думаешь, Фанни знала, о чем говорит? – спросила я.
Внук присел на корточки, чтобы набрать молока, и, не поднимая головы, кивнул: белокурая макушка качнулась над ковшом.
– Да, – произнес он наконец, затем встал и, старательно избегая моего взгляда, повесил ковш на гвоздь. – Да, знала. Она… она… коснулась меня. Когда это сказала.
Несмотря на скудное освещение, я заметила, как покраснела у него шея.
– И что ты ответил? –
Жермен повернул голову и уставился на меня, словно в чем-то обвиняя. След от молока у него над губой до странности меня растрогал.
– Сказал «отвали»! Что тут еще скажешь?
– Действительно – что? – согласилась я. – Поговорю об этом с дедушкой.
– Ты ведь не собираешься передавать ему слова Фанни? Не хочу навлечь на нее неприятности!
– Ничего дурного с ней не случится, – заверила я Жермена. По крайней мере, не в том смысле, какой имел в виду он. – Просто хочу узнать мнение дедушки кое о чем. А теперь ступай. – Я махнула, выпроваживая внука. – Мне еще с кабаном разбираться.
По сравнению с услышанным триста фунтов свиного мяса, сала и гниющих кишок теперь казались пустяком.
26
Среди лоз мускадина
Брианна оборвала с ветки горсть виноградин и покатала их пальцем по ладони, отбрасывая раздавленные, высохшие и поеденные насекомыми. Кстати, о насекомых: она торопливо сдула с себя несколько муравьев, выползших из винограда. Несмотря на крошечный размер, кусались они пребольно.
– Ой!
Оставшийся незамеченным маленький негодник только что цапнул ее между средним и безымянным пальцами. Брианна бросила плоды в ведро и сильно потерла ладонь о бриджи, чтобы избавиться от жжения.
– Gu sealladh sealbh orm! [87] – в тот же миг воскликнула Эми, выронив горсть ягод и встряхивая рукой. – Да в этом мускадине тьма-тьмущая a phlaigh bhalgair! [88]
– Вчера они не так свирепствовали. – Бри почесала место муравьиного укуса передними зубами. Зуд сводил с ума. – Интересно, что их разозлило?
87
Боже милостивый! (гэльск.)
88
Дрянной заразы (гэльск.).
– Это к дождю, – сказала Эми. – Он всегда гонит их из… Иисус, Мария и Брайд! – Она попятилась от виноградной лозы, встряхивая юбки и топая ногами. – Отстаньте от меня, противные маленькие козявки!
– Может, перейдем в другое место? – предложила Брианна. – Здесь полно кустов, и наверняка муравьи не везде.
– Что-то я не уверена, – мрачно пробормотала Эми, однако взяла ведро и пошла следом за подругой к небольшой расщелине.
Бри не преувеличивала: каменную стену густо увивали мощные цепкие побеги. Они тянулись к солнцу под тяжестью перламутрово-бронзовых ягод, которые блестели среди темной листвы и наполняли воздух ароматом молодого вина.