Сказители
Шрифт:
Баоцин опустил руку на плечо брата,
– Потише, – сказал он. – Могут услышать. Садись, давай хорошенько все обдумаем.
– Она столько денег заработала, чтобы содержать нашу семью, – продолжал возмущаться Тюфяк, садясь. – Мы не можем ее продать. Не можем, не можем!
– Я и не говорю, что нужно соглашаться, – возразил Баоцин. – Я всего лишь рассказал тебе, как асе было на самом деле.
Тюфяк будто не слышал.
– Продолжай, говори. Можешь говорить все, что хочешь. Я не могу вздуть твою жену, но я твой старший брат, могу вздуть тебя. Не слушай старуху, ты должен
– Будь я с ней заодно, неужто пришел бы к тебе за советом? – Баоцин возмутился. – Я ни за что не дам согласия,
– Вот это правильно. Вот теперь это похоже на моего брата, в моем духе. Нужно помнить, что наши родители были людьми порядочными. Мы должны у них учиться. Зарабатывать деньги, исполняя сказы, не зазорно, а вот покупать и продавать людей – это недостойно порядочного человека.
Оба приумолкли, каждый думал о своем. Вдруг Баоцин разом высказал свои опасения.
– Брат, – сказал он, – ты подумал о том, что, даже если мы вернемся обратно в Чунцин, нам не увернуться от этого Вана. Имея автомобиль, сорок ли пути – сущий пустяк.
– Откуда ты знаешь, что у него есть автомобиль?
– Есть или нет, я не знаю, но он из военных кругов. Наберет хулиганья, те начнут бузить и скандалить. А с военной кликой и местные власти не смогут справиться. Чиновники будут друг друга защищать. Что бы ни вытворял этот тип по фамилии Ван, все сойдет ему с рук. Кто же нас защитит?
– Что же – ты так и отдашь ему Сюлянь? – глаза у Тюфяка, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит.
– Как можно! – ответил Баоцин. – Я говорю только, что нам не удастся избежать его лап. Нельзя наносить ему обиды. В этом деле надо по-хорошему.
– Как можно с таким человеком по-хорошему?
– Давай вот как. Я отправлюсь к нему на поклон. Возьму с собой Сюлянь, пусть и она поклонится ему до земли. Если он человек умный, то должен все понять, сказать в утешение пару слов, высоко поднять свою драгоценную руку и отпустить нас. Если же он рассердится, тогда и я от своего не отстану. А будет настаивать, не посчитаюсь ни с чем. Ну, как, брат?
Тюфяк почесал голову. Если Баоцин схватится с кем-нибудь, это получится даже лучше, чем у него. Но он не очень верил в то, что предлагал брат.
– Скажи-ка мне, – спросил он с долей сомнения, – под каким предлогом ты отправишься к нему?
– В народе говорят: сначала церемонии, потом оружие. Те, что продают свое искусство, испокон веков должны были первыми протягивать людям руку. Другого пути нет. И отбивать земные поклоны не считалось унизительным. Разве люди нашей профессии могут не отбивать земных поклонов бодисаттвам и чжоускому Чжуан-вану? А отбить земной поклон военачальнику – это ведь почти одно и то же? – Он засмеялся и вспомнил 'прошлое. – Было это в Циндао. Вторая жена генерал- губернатора заприметила меня и велела прийти в ее покои исполнять сказы. Поступи я так, мне бы потом несдобровать. Как быть? Я отбил земные поклоны чиновнику, которого она послала за мной. Ему стало неловко, и он внимательно выслушал все, что я ему рассказал, какой я бедный, как вся семья живет на моем иждивении. Если я хоть один день не заработаю денег, семья будет голодать. Вот почему я не могу с ним пойти. Он поверил мне, был очень тронут и отпустил меня. Если земными поклонами можно решать некоторые вопросы, я вовсе не считаю это зазорным. Возможно, и повезет. Если же земные поклоны не помогут, придется действовать круто. Тогда уж гори все огнем – буду биться с ними до конца.
– Зачем же брать с собой Сюлянь?
– Чтобы они убедились, что она еще ребенок. Она еще с лишк ом молода, чтобы стать наложницей.
– Старики как раз и предпочитают молоденьких несмышленых девочек. Повидавшую жизнь женщину труднее окрутить.
На это Баоцину нечего было ответить.
– Я пойду с тобой вместе, – сказал Тюфяк без особого энтузиазма.
– Не нужно. Ты сиди спокойно дома и присматривай за моей женой.
– За женой?
– Нужно же за ней кому-то присматривать, брат!
На следующий день утром Сюлянь и Баоцин вместе с адъютантом Тао отправились в резиденцию. Тюфяк отправился присматривать за женой брата.
– Хороша же, – начал он без предисловий, с издевкой в голосе. – Тебе мало, что несмышленый ребенок продает искусство, теперь ты еще хочешь, чтобы она продавала себя. Куда подевалась твоя совесть? Сердце-то у тебя есть?
Тетушка, перед тем как что-то сказать, должна была сначала выпить глоток. Тюфяк, заметив, что она тянет руку к выпивке, опередил ее, схватил бутылку и хватил ею об пол так, что только осколки полетели. Тетушка обмерла со страху. Она совершенно обалдела и, вытаращив глаза, уставилась на Тюфяка. Хотела сказать что-то и не могла. Успокоившись, она перешла в наступление:
– Я ее сама вырастила, для меня она как родная. Об этом нечего и говорить. Но я понимаю дело так, что девушку-актрису нужно пораньше сбыть с рук, чтобы получить приличную сумму. Она и сама успокоится, если у нее будет хозяин. Ей нужно подыскать мужчину. Тогда всем будет хорошо. Вы говорите, что я не права? Хорошо, отныне я снимаю с себя всякую ответственность. Я к ней никакого отношения иметь не буду. Как говорят, вода из колодца не мешает водам реки. Трясущимися дряблыми пальцами она тыкала в сторону Тюфяка.
– Вы еще пожалеете. Ты и твой братец ее испортили. Если она не выкинет номер, можете мне глаза выцарапать. Я повидала жизнь. Ей на роду написано продавать искусство и продавать себя. У нее в каждой клеточке заложен порок. Вы считаете, что я бессердечна? Ладно. Скажу вам. Мое сердце, как и ваше, из плоти, только глаза мои зорче ваших. Я знаю, что ей не избежать своей судьбы – все девицы, которые выступают с подмостков, одинаковы. Я уже только что сказала. Отныне я не пророню ни звука.
Тюфяк перешел к уговорам.
– Если действовать терпеливо, можно воспитать ее общими усилиями. Она быстро выучилась исполнять сказы. И другому она выучится так же быстро.
– Того, что на роду написано, никому не избежать, – упрямо повторяла тетушка. – Посмотри, как она ходит: задом верть-верть, чтобы мужчины видели. Может быть, не нарочно, но таким качествам вместе с профессией обучаются с рождения.
– Это все потому, что она привыкла выступать, она с детства обучалась этому, это не намеренно. Я знаю точно.