Сказка Шварцвальда
Шрифт:
Они могли говорить обо всем на свете, не уставая, придумывать себе все новые развлечения и забавы. Кристина пыталась познакомить Люстига со своими маленькими друзьями, но бедный парень так и не смог вернуть прежний волшебный дар, Старик, Зеленый Петер и Модник оставались невидимыми взору Михаэля.
Кристина же покатывалась со смеху, слушая их похождения с Хассо в волчьих шкурах, она несколько раз просила принести ей тайком от Регины толику волшебного настоя, но всегда получала решительный отказ.
Михаэль уберегал ее от опасности, связанной с оборотным
Вечером того дня, когда он впервые увидел Птичку, Михаэль влетел в избушку Регины словно на крыльях и был немедленно пригвожден к земле ее черным взглядом, мрачным, тяжелым, словно надгробная плита.
Кормилица молча рассматривала Люстига, пытаясь прочесть его тайные мысли, а потом сказала
— Запомни раз и навсегда, мой мальчик, ты и эта девочка пришли на белый свет через одни руки по воле Великой Богини. Береги ее пуще всех земных сокровищ, от зла людского, от глаза лихого, от слова гневного, от чарования, от искусов и ошибок. Она дитя природы, наивная и доверчивая, побежит за каждым, кто приласкает, кто добро посулит, даже затаив камень в сердце. Считай, что она лишь сестра тебе, так сохрани ее душу, потому что она светоч среди океана тьмы, моря злобы и насилия, который скоро поглотит нас…Поклянись в послушании, мальчик мой.
Черные словно дыры глаза Регины заползли в душу притихшего Михаэля. Не отводя от них застывшего взора, он прошептал странную клятву, связавшую его отныне братскими узами с прекрасной девушкой. Ведьма, успокоившись, довольно потрепала его по щеке.
— Вот так. Вот так… Держись данного слова, малыш!
С того дня, Люстиг стал верным слугой и защитником повзрослевшей и расцветающей на глазах Маленькой Птички, не заметив, что за его спиной гневно мелькают злобные прозрачные глаза Хассо, не простившего своему молочному брату перемены. Пропасть, пролегшая между братьями разрасталась с каждым днем, постепенно став непреодолимой.
Кристина, затаив дыхание, тихо открыла дверь заветной мастерской в Марцелле. Как давно она не была в городе, уже более года она не видела Якова. Здесь ли он или покинул Марцелль, отправившись за более легким хлебом во Фрайбург или еще дальше — в ганзейский Гессен?
— Яков! — она осторожно окликнула полутьму внутри ремесленной лавки — ты здесь?
Ответом ей была тишина. Кристина поникла, неужели ее грустные предположения сбылись, и она более никогда не увидит красавца Якова… Они так и не успели попрощаться…
Не теряя надежды, она прошла внутрь темной лавки и огляделась. Кроме сохнувших под потолком на сквозняке холстов, одиноких пустых мольбертов и безумного беспорядка, царящего на столах, в мастерской никого не было.
Внезапно у входа раздался шум, и темная высокая фигура преградила девушке путь назад. Она испуганно вскрикнула.
А
— Не может быть…
В следующий момент она вновь кружилась в его сильных руках как в детстве и с наслаждением вдыхала запахи эмалей, канифоли, лаков, исходящих от темных кудрей.
Мгновения радости сменились любопытством
— Милый Якоб, я соскучилась по тебе, как ты поживешь? Пришла плохая весть, будто твой отец болен…
Обезумевший вначале от радости художник нахмурился. Его красивое лицо потемнело, глаза затуманились грустью.
— Да. Верно, его суставы не дают покоя, не помогают ни притирки, ни мази, старик уже не может ходить. Мастерская теперь полностью принадлежит мне. Не знаю — радоваться этому или огорчаться.
Кристина расстроилась.
— Бедный герр Доминик, я ничего не знала о его напасти. Хочешь, я попрошу матушку Регину приготовить ему целебную мазь? Уверена, она поможет.
Улыбка надежды осветила лицо Якова словно лучик солнца
— Я буду тебе очень признателен, моя маленькая фея. А старику мы ничего не скажем, вряд ли он согласится принять снадобье от колдуньи.
Кристина прошла в глубь мастерской, внимательно разглядывая наброски на скрученных в трубки пергаментах, приподнимая покрывала на холстах.
— Чей заказ ты сейчас выполняешь? Можно ли мне глазком взглянуть на него?
Яков смутился и густо покраснел. Его голос задрожал
— Я сейчас пишу светлый образ Мадонны по заказу фрайбургского эпископального совета для их монастырской часовни. И он еще не готов… точнее, я никак не могу добиться сходства…
— Сходства? С кем?
Кристина подошла к мольберту, стоящему у окна в эркере и осторожно откинула кружевной покров. У девушки перехватило дыхание от увиденного наброска, изображавшего Марию склонившей голову над младенцем. В чертах лика божьей матери Кристина с удивлением узнавала свои черты. Кудряшки непослушных волос у висков, легкий изгиб губ, форма носа не оставляли сомнений.
Она в волнении повернулась к Якову, но он предупредил ее вопрос.
— Я скучал по тебе, Птичка. Теперь ты здесь и я смогу закончить работу. Не согласишься ли ты подарить мне немного времени?
Кристина пристально смотрела на говорившего Якова, по обыкновению смущенно прячущего взгляд. Он скучал и… в минуту тоски творил ее образ…
Забытое чувство проснулось в душе девушки, теплое, нежное, легкое, словно крылья мотылька, сладкое, словно плавящаяся на огне карамель, коснулось ее затрепетавшего в томлении сердца. Внезапно вернулось воспоминание о случившемся на лесной поляне, когда Михаэль впервые разбудил в ней желание, но так и не посмел его развить. Кристина поймала полный тоски взгляд Якова и добровольно отдалась в плен его теплых карих глаз. Поднявшись на цыпочки, провела руками по кудрявым волосам, дотронулась до сомкнутых век, спустилась по щекам к приоткрытому рту. Ее пальцы коснулись дрожащих в волнении губ. Она словно впервые видела его лицо, вновь знакомилась с ним.