Сказка Шварцвальда
Шрифт:
Перед сочельником Михаэль, а не Яков будет попросит у отца ее руки, и Вильгельм не посмеет ему отказать, как бы холодно он не относился к высокочтимой баронессе фон Берен. Он не откажет ему по одной веской причине, единственная дочь понесла от ее сына и теперь отец обязан скрыть позор внебрачного рождения… В ту роковую ночь в День Всех Святых, семя Михаэля зародило в ней новую жизнь.
Тем не менее мысли о покинутом Якове не давали покоя Кристине, превратив ее жизнь в бесконечную пытку. Она более месяца не появлялась в Марцелле, избегая встречи с несчастным влюбленным художником. Сидя в заточении в Фогельбахе, она порою
Наветы Марты не отличались новизной. Она уверяла односельчан, что в ночь Всех Святых видела во сне откровение о совокуплении Кристины с самим Сатаной, от которого блудница понесла сына — будущего Антихриста, пришедшего глумиться на человеческим родом.
Кристина, не обращая внимания на змеиный яд, источаемый ее молочной сестрой, нежно гладила маленький набухающий комочек внизу живота и мечтала о неисполнимом, она мечтала, чтобы это был ребенок Якова. Ее душа горела от нескончаемой боли, прекращавшейся лишь на время страстными ласками влюбленного Михаэля, но к утру он исчезал, и чувство вины возвращалось и терзало несчастную пуще прежнего. Порой закрыв глаза, принимая в себе возбужденную от плоть будущего мужа, она представляла на его месте забытого художника. Боязнь невольно произнести его имя заставляла кусать руку до крови… Но стоило ей встретиться с зовущем на небеса янтарным взглядом склонившемся над ней Михаэля, тревоги чудесно рассеивались, и она предавалась неистовой страсти, забыв обо всем на свете. Порой ей думалось, что увиденное в подземелье страшное злодеяние оставило неизгладимый мрачный след на ее душе, что оно до сих пор властвует над разумом, искушая сладкой болью.
На стук металлического кольца в дверь, как и в последний раз посещения мастерской в Марцелле никто не отвечал. Она шла к этой двери несколько долгих недель, полностью изменивших ее жизнь. Шла как на плаху, зная, что обязана в последний раз увидеть любимого человека.
Не дождавшись ответа, она решительно вошла в лавку и направилась к окну, где обычно стоял рабочий мольберт Якова. Художник, нагнувшись на полотном, тщательно вырисовывая детали картины, ничего не замечая и не слыша вокруг, погрузившись в волшебство, он не существовал для окружающего мира. Кристина замерла, невольно любуясь своим другом.
Закусив от напряжения губу, художник внимательно всматривался в холст. Отступив на шаг в сторону, позволив заиграть солнцу на мазках, придирчиво следил за соотношением света и сочетанием цветов. Недовольный жест, нахмуренные брови, и быстро снятый слой свежей краски позволял ему исправить оплошность.
Невольные слезы заструились по щекам Кристины, она пришла в заветную мастерскую в последний раз. Пришла, чтобы разбить сердце человеку, которого боготворила. Которым восхищалась и искренне любила.
Внезапно у нее закружилась голова, запахи красок и олифы встали комом в горле, вызывая рвоту. Сдерживая судорогу, она, не разбирая пути, стремглав выбежала на улицу, привлекая внимания Якова.
Свежий морозный воздух остудил голову и ослабил приступ. Несколько раз глубоко вздохнув Кристина постепенно пришла в себя. Соскоблив комочек
Яков замер у входа с кистью и доской для смешивания красок в руках без сил отвести от нее изумленных радостных глаз.
— Любимая моя… — выдохнул он наконец. Сердце Кристины пронзила острая боль. — Как ты похорошела… — он шагнул к девушке и не обращая внимания на ее испуганный возглас что было силы прижал к себе.
Мгновение блаженного покоя, не дольше, вновь ощутила зажмурившая глаза Кристина.
— Я почти закончил заказ для епископа фрайбургского. Я спешил и не мог навещать тебя, моя родная. Но теперь, получив обещанное вознаграждение я смогу просить у герра Вильгельма твоей руки…
Прозвучавшее признание ударом молнии пронзило несчастную грешницу. Вздрогнув, от слов Якова как от пощечины, она резко освободилась из желанных объятий и, прячась от любопытных людских глаз столпившихся вокруг зевак вновь скрылась в мастерской. Яков нахмурившись, вошел за ней, плотно прикрыв дверь.
Кристина вернулась к мольберту. Склонившаяся над мирно спящим младенцем мадонна нежно улыбалась ребенку ее губами. Ее глаза с любовью смотрели на Христа. Картина была великолепна. Яков, превзошел сам себя, вложив в ее образ всю любовь и восторженную страсть. Кристина тронула рукой еще влажную краску и тяжело вздохнув, отступила на шаг от полотна.
Взволнованные глаза Якова сводили ее с ума. Он замер в молчании, ожидая объяснений, все еще держа в дрожащих руках палитру с красками.
У Кристины от волнения пересохло горло, она судорожно сглотнула и на одном дыхании произнесла страшные слова, которые исступленно твердила весь день, сидя в повозке, везущей ее в Марцелль
— Яков, я не смогу стать твоей женой. Отныне и навсегда я принадлежу другому. Я ношу под сердцем его ребенка. Прости меня, если сможешь. Будь счастлив. Прощай, Яков.
Пробормотав несколько отрывистых словно безжалостные удары кнута фраз, каждая из которых исполосовала до крови сердце несчастного художника, Кристина развернулась и не оборачиваясь твердым шагом покинула ремесленную лавку. По ее щекам одна за другой катились слезы, кровавые слезы разорванного в клочья собственного сердца.
Остолбеневший Яков некоторое время не мог дышать, жизнь покидала его с каждым шагом удалявшейся Кристины. Когда за ней захлопнулась дверь, первый судорожный вздох расправил легкие. На его лице не отразилось страдания, оно осталось непроницаемо спокойным и немного торжественным. Отойдя к столу, где смешивались пигменты, он достал склянку с угольной сажей, запустив в нее кисть, вернулся к почти законченному полотну и недрогнувшей рукой полностью закрасил лицо богоматери черным пигментом. Потом согнулся пополам на полу мастерской от подступившей с запозданием боли и беззвучно зарыдал.
Прозрачные глаза за окном лавки пристально следили за происходящим. Тонкие губы наблюдателя зазмеились в усмешке
— Богохульник… Снюхался с дочерью ведьмы, еретик… Гореть тебе отныне в аду, проклятый богомаз!!!
Сказка
Маша проснулась, когда поднявшееся из — за зубчатого края ущелья солнце осветило ее лицо. Она лежала, свернувшись калачиком на небольшом диванчике напротив окна, заботливо укрытая теплым клетчатым пледом. Вставший среди ночи Макс так же задернул занавески, чтобы рассвет не разбудил ее раньше времени…. Я его не достойна…, - подумала девушка и вновь нырнула в утреннюю негу, зарывшись в плед с головой.