Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)
Шрифт:
— Вот теперь, Ваня, ты можешь и себе поймать. Мы не жадные.
—Нет уж, хватит с меня, досыта наловился, — сказал Ивашка и побрел домой».
Все время, пока рассказывал барсук свою сказку, Ивашка ерзал под березой, глаза ото всех прятал, выкрикивал :
— И не сказка это вовсе, а быль настоящая.
А Мишук посмеивался над ним, локтем подталкивал:
— Как он тебя, Ваня, а!
— Это из-за вас я в такую историю попал. Из-за вас.
Над Ивашкой подтрунивали, а барсук вытер пот со лба
— Тише, я дальше говорить буду.
Показалось Фильке, что придвинулась Лиса к медведю Лаврентию. И Филька заволновался: как бы не утащила она узелок с ужином. Медведь Лаврентий за ним совсем не смотрит. Беда может случиться. Пирог выиграешь, нет ли, а свой ужин всегда иметь надо.
И Филька тряс над головой лапой:
— Тише, да тише вы, я говорить буду. Третья моя сказка называется «Дичок».
— Это про Бурундучка, что ли? — подал голос медведь Михайло. — Ну его к лешему, еще на такого сказки тратить. Слезай с кургана.
— А ты если сам провалился, так и другим теперь рассказывать не даешь?
Это сказала медведица Матрена. Медведь Михайло насупился, ничего не ответил ей.
И все так и забылось бы, если бы не заяц с Рыжими Усами. Повернулся он к медведю Михайле и сказал:
— Болит сердечко, Михайло Иваныч?
И закачался Маняшин курган от смеха. Не смеялся только Бурундучок на сосне. Глядел он на всех мрачно и мрачно ворчал:
— И чего смеются? Ведь ничего же смешного нет.
Заяц оглянулся на медведя и прыснул в ладошку. Медведь Михайло наклонился к нему и крутнул за ухо. Заяц так весь и скривился. Сидел после этого и ругал самого себя:
— Дохихикался.
А Филька между тем рассказывал:
«Жил в роще Бурундук. И зиму и лето носил шубу в полоску. И ни разу никто не видел, чтобы он смеялся. Хмурым всегда Бурундук был. Глядел на всех исподлобья. И звали его все Дичком.
Так и прожил Бурундук свою жизнь и ни разу не улыбнулся. Состарился. Ходит по роще все в той же шубе в полоску и все такой же хмурый. Дичок и есть Дичок. А однажды бежит мимо его домика Белка и слышит — кхи-кхи, за дверью Бурундучка.
Так и всплеснула Белка лапками:
— Батюшки! Бурундук смеется.
Заглянула к нему в окошко и видит: держится Бурундук за грудь и кхикает:
— Кхи-кхи.. Сюда! Сюда! — закричала Белка. — Идите поглядите : наш Дичок смеется.
Слетелись на ее крик птицы, сбежались звери — всем интересно посмотреть, как Бурундук смеется. Все-таки прожил целую жизнь и ни разу не улыбнулся.
Столпились у домика Бурундука. В окошки заглядывают, в двери лезут. А Бурундук держится за грудь лапками, глаза подо лбом у него, кхикает:
— Кхи-кхи-кхи. Белка даже за плечо его потрясла. Сказала:
— Нам, конечно, приятно видеть, как ты смеешься, но ты не смейся так глубоко, а то еще задохнешься.
Глянул на нее Бурундук слезящимися выцветшими глазками и говорит:
— Ас чего это ты взяла, что я смеюсь? Я и не смеюсь вовсе. Я кашляю.
Схватился опять лапками за грудь и закхикал.
Сказал это Филька и закашлялся. Закашлялся всерьез и всерьез чихнул два раза — все-таки крепко простудился вчера на речке. Но все решили, что это показывает барсук, как Дичок кхикал, и захохотали.
— Ай да Филька! Ай да молодец! Разделал нашего Дичка. Зй, Дичок, где ты там? Да ты не прячься, вылезай наружу, мы на тебя поглядим.
На пеньке под березой плясал и хлопал в ладоши Мышонок, а медведица Авдотья кричала на всю рощу своей подружке медведице Матрене:
– Что он сказал, Матренушка?
И так же на всю рощу кричала ей медведица Матрена:
— Он рассказал, как Дичок смеялся.
— Смеялся? Наш Дичок? Но это же неправда. Этого же не может быть. Зачем его слушают? Гоните его с кургана!
И снова все засмеялись. Смеялся даже барсук Филька.
ОТЧЕГО ВОЛК ПЕРЕСТАЛ СМЕЯТЬСЯ
Сказки барсука всем понравились. Над Ивашкой, как он ловил рыбу, и над Бурундуком смеялись. А на горькой осине горько вздыхала Сорока. Филин не вытерпел, спросил:
— Что ты все вздыхаешь?
— Как же не вздыхать? Столько интересного увидела и услышала за вечер и все — зря.
— Почему — зря?
— Как же не зря? Если бы все это я одна видела, если бы все это я одна слышала, мне бы на всю жизнь рассказывать хватило. А так кому будешь рассказывать, когда и без меня все это видят и слышат.
Черепаха Кири-Бум сидела возле свертка с пирогом и похлопывала по нему ладошкой:
— А это сегодня кому-нибудь достанется «Только не мне уже», — подумал медведь Михайло и покачал головой. Да, поторопился он со сказками. Надо было послушать, что другие бы говорить стали. Сравнить, прикинуть в уме, а то полез на курган с мелочью и попал в историю.
Барсук Филька молча стоял на кургане, ждал, что скажут Дятел, Голубь и Дубонос. А они сдвинули умные головы, посовещались и решили: сказки у барсука хорошие и можно допустить Фильку к участию во втором туре.
— Значит, мне надо еще одну сказку рассказывать? — спросил Филька у медведя Спиридона.
И тот пояснил ему:
— Готовься. Вот как пропустим всех по разу, пригласим тебя.
— Это что? Опять сюда выходить? Я не могу. Вы уж меня сейчас прослушайте. Простудился я на речке. Насморк у меня. Вдруг совсем разболеюсь и выйти не смогу.