Сказки летучего мыша
Шрифт:
Странное дело – вскоре после стрельбы наваждение рассеялось. Заколдованный лес, в котором плутала почти сотня мужчин, превратился в то, чем и был изначально – в небольшую и не густую рощицу. Сквозь деревья и кусты виднелись и оставшиеся с лошадьми коноводы, и посланный в объезд полувзвод, и луг, полого спускающийся к невысокому обрыву речки.
А еще – сруб. Был он не похож на жилое строение, скорее уж на омшанник, в котором зимуют пчелиные ульи: такие же толстые бревна, такие же узкие вертикальные щели-бойницы.
Но Баглаевскому пришло в голову другое сравнение: укрепление, блокгауз. Потому что он увидел,
Из сруба выстрелили еще трижды. В залегшей драгунской цепи кто-то застонал. Стон перешел в булькающий хрип и оборвался.
Лишь тогда Баглаевский (получивший строгий наказ владыки Феофана: «Брать живыми!») приказал открыть ответный огонь.
Филька Ворон сделал шесть выстрелов и сейчас быстро, но аккуратно заряжал фузеи. Ему в жизни не доводилось держать в руках огнестрельное оружие, однако выполнял парень все по артикулу: скусывал бумажные патроны, забивал в ствол шомполом, подсыпал из пороховницы мелкий порох на полку…
Зачем он это делает? – Ворон и сам бы не смог ответить. Но Филька не озадачивался таким вопросом. Знал твердо одно: он должен убить как можно больше людей в синих мундирах. И как можно дольше не дать убить себя.
Драгуны стреляли снаружи – залпами, метясь по узким окошкам. Фильку их пальба не беспокоила. Редко какая из пуль влетала внутрь и безвредно застревала в противоположной стене.
Время от времени Ворон поглядывал в неприметные щелочки между бревнами – не готовится ли приступ? Если замечал в кустах подозрительное синее шевеление – стрелял, подгадывая выстрелы на промежутки между залпами. Два или три раза пули нашли цель.
Зарядов у него хватало, а фузей было тридцать с гаком. До темноты можно продержаться…
Петля вокруг сруба затянулась – фланги драгунской цепи сомкнулись на противоположном от поручика краю поляны. Залп гремел за залпом, но Баглаевский не обольщался насчет действенности стрельбы. Его солдат учили главному – как можно быстрее зарядить фузею. Когда перед тобой плотно сомкнутый строй неприятеля, большего и не требуется. Хороших стрелков в роте можно было пересчитать по пальцам. Причем хватило бы одной руки.
Из сруба стреляли реже, но гораздо метче – в роте было уже трое убитых и один раненый. И Баглаевский напряженно раздумывал: как бы с наименьшими потерями добраться до засевших в срубе.
Можно, конечно, было приказать солдатам подбежать вплотную и расстрелять сквозь бойницы обороняющихся. Потерять несколько человек и закончить всё разом.
Останавливали поручика два соображения.
Во-первых, пол в срубе явно высокий, не земляной – снаружи, с земли до бойниц не дотянуться. Можно, конечно, подложить что-нибудь к нижним венцам – но пока возятся, потери возрастут в разы. И спросят за них с поручика по всей строгости.
Во-вторых, взять хоть кого-то живым при таком раскладе едва ли получится. Конечно, церковный архипастырь армейскому поручику не начальство, но крови может попортить изрядно. Лучше уж постараться и порадовать архиепископа Феофана пленными…
Вести правильную осаду нет времени –
Баглаевский подозвал двух капралов. Через несколько минут они двинулись вдоль позиции, втолковывая солдатам новый приказ поручика.
18
Драгунские полки в то время состояли из рот конных фузилёров и рот конных гренадеров. На вооружении последних имелись ручные мортирки – отдаленно напоминавшие кремневые ружья с очень короткими и толстыми стволами (калибр 70 мм и более), приклад которых при стрельбе упирался не в плечо, но в землю.
Пещера, куда они добрались извилистым, всё время понижающимся ходом, была невелика: шагов тридцать в окружности, свод замыкался на высоте в два человеческих роста.
Все закоулки подземной каверны наполнял синеватый свет – неяркий, рассеянный, непонятно откуда сочащийся, напоминающий свечение болотных гнилушек.
Алгуэррос загасил факел, которым освещал путь. Глаза дона Пабло не сразу приспособились к полумраку. Да он и не пытался ничего разглядеть – лежал у стены, приходя в себя. Смуглый прислужник мага не стал развязывать инквизитору ноги, и нести на себе тоже не стал: волок по острым камням как неподъемный куль с не слишком-то ценным имуществом.
От такого способа передвижения мундир на спине и плечах Павла Севастьяновича превратился в лохмотья. И не только мундир, но и живая плоть, – подземный путь густо окропила кровь инквизитора. Адская боль в сломанной руке, ударяющейся о каменные обломки, пробивалась сквозь все защитные блоки… То, что творилось вокруг, дон Пабло смог воспринимать и анализировать лишь спустя несколько минут.
…В центре пещеры высился алтарь – цельная глыба обтесанного камня. Рядом с ним возился Алгуэррос, что-то расставлял на гладкой поверхности. Алтарь стоял в центре геометрически правильного пятиугольника, образованного пятью высеченными в каменном полу не то желобами, не то канавками. Pentagono… Пентагонон … От вершин пентагонона к алтарю тянулись еще пять желобков.
Дон Пабло начал догадываться, что за ритуал здесь готовится. И понял, чьи смутные силуэты белеют у дальней стены…
Догадка подтвердилась почти мгновенно. Маг произнес короткое, из двух слов, заклинание. На алтаре сами собой разом вспыхнули несколько десятков свечей черного воска. Были они расставлены опять-таки в форме пятиугольника. Со своего места инквизитор не видел, что именно служит основанием для свечей, но не сомневался – на алтаре лежит бронзовый пентагонон.
Стало светлее, и дон Пабло рассмотрел: на другом краю пещеры действительно стоят женщины. Вернее – инквизитор знал это точно – девушки. Девственницы… Четыре обнаженных девушки застыли у стены неподвижными статуями. Пятая, тоже обнаженная, связана по рукам и ногам, рот заткнут кляпом – точь-в-точь как у дона Пабло.