Сказки народов Восточной Европы и Кавказа
Шрифт:
Рассказала девушка Солнышку, как злая мачеха-лауме братцев ее в волков превратила, а сама еще пуще слезами заливается.
— Солнышко, Солнышко красное, не видело ли ты моих милых братьев? — спрашивает.
— Побудь у меня до вечера, — сказало Солнышко, — вечером я соберу к себе все свои лучи, что за день по белу свету разбрелись, и расспрошу их, не видели ли они твоих братьев.
Затопила Марите печку, напекла Солнышку и наварила всякой снеди, полный стол яствами уставила.
Потемнело за окном, стали к Солнышку лучи его на отдых собираться. Сели
— Не повстречались ли вам братья Марите, которых злая мачеха-лауме в волков превратила?
— Нет, — отвечают лучи, — мы ведь только днем по белу свету бродили, а волки больше по ночам рыщут. Спроси, девушка, у Месяца, может быть, он что-нибудь о братьях твоих знает.
Расспросила Марите дорогу к Месяцу, распрощалась с хозяевами да как оглянулась с порога — видит, что Солнышкина светлица так и осталась после ужина не метена. Взялась она за метлу, хорошенько пол подмела, сор собрала и уже хочет его в печку кинуть.
— Стой, красавица, — говорит Солнышко, — не выбрасывай сор, а завяжи его в уголок полотенца, авось он тебе еще сгодится.
Послушалась Марите его совета, завязала сор в узелок полотенца и отправилась в путь-дорогу.
Шла она лесом, глядит — впереди что-то серебрится и голубеет, точь-в-точь глыба льда сияет. А это был Месяцев дом, сюда он к утру почивать спускался.
Постучалась Марите к Месяцу в окошко, а сама стоит, слезами заливается. Жалко ей братьев своих, поскорее разыскать их хочется.
Впустил ее Месяц в дом да спрашивает ласково:
— О чем ты плачешь, красавица?
Рассказала ему девушка про братьев своих, как злая мачеха-лауме их в волков превратила.
— Месяц, Месяц ясный, не видел ли ты моих милых братьев? — спрашивает.
— Переночуй у меня, — говорит Месяц, — а наутро я соберу к себе все свои лучи, что всю ночь по белу свету бродят, и расспрошу их, не видели ли они твоих братьев.
Истопила Марите печку, напекла и наварила Месяцу всякой снеди, полный стол яствами уставила, легла спать, а заснуть не может — все лучей Месяца дожидается. Чтобы тоску разогнать, взялась она постирать белье Месяцу. Белье у нее белое, как кипень, получилось. Протянула она веревку во дворе, белье развесила. А тут светлеть стали окна, начали к Месяцу лучи его на отдых собираться.
Уселись хозяева с гостьей за стол, откушали.
— Не видали ли братьев Марите, которых злая мачеха-лауме в волков превратила? — спрашивает Месяц у своих лучей.
— Видели, — ответили лучи, — они на Стеклянной горе логово себе устроили, но взобраться на гору эту обыкновенному человеку не под силу.
Расспросила Марите у лучей Месяца дорогу к Стеклянной горе, распрощалась с хозяевами, вышла во двор, глядит — белье, что она постирала, уже высохло на веревке. Принялась она его снимать, потом веревку от столбов отвязала, свернула жгутом, хочет в кухне на крюк повесить.
— Стой, красавица, — говорит Месяц, — не вешай веревку на крюк, лучше возьми ее с собой, авось она тебе еще сгодится.
Послушалась Марите Месяца, взяла с собой веревку и отправилась в путь-дорогу. Шла она, шла лесами дремучими, песками горючими, оврагами сыпучими и счет потеряла дням и ночам, что она в пути провела. Утомилась, обессилела, еле-еле до Стеклянной горы добрела.
Ступила она на Стеклянную гору. А гора эта крутая и скользкая, никак на нее не взобраться. Голая она вся, только на самой вершине сухая сосна торчит.
«Что же делать?» — думает Марите. А в это время вышло из-за тучи Солнышко и глянуло ей прямо в лицо. Она и вспомнила про сор, что Солнышко наказало ей в уголок полотенца завязать. Стала она этот сор перед собой сыпать, ноги уже не скользят — так она до половины Стеклянной горы и добралась. А тут ночь уже наступила, потемнело вокруг, а Марите всего только полпути прошла.
Дальше гора еще отвеснее, еще круче, а у Марите уже весь сор вышел.
«Что мне делать дальше?» — думает бедняжка.
А тут Месяц из-за тучи вышел и глянул ей прямо в лицо. Тут-то и вспомнила Марите про веревку, что Месяц наказал ей с собой взять.
Сделала она петлю из веревки, размахнулась изо всех сил и накинула ее на засохшую сосну, что на Стеклянной горе росла. Так по веревке и добралась она до самой вершины. А на вершине вход в пещеру чернеет. Вошла Марите в пещеру, а в пещере лестница — вниз ведет. Спускалась Марите по лестнице этой, спускалась, тысячу ступенек насчитала и со счету сбилась. Привела ее лестница в богатые хоромы. Смотрит девушка — не то это человеческое жилье, не то звериное логово.
Посреди хором стол богатый стоит, две лежанки у стен, но лежанки не одеялами, а мхом лесным устланы, а вокруг них кости обглоданные валяются. Догадалась Марите, что это жилище ее братьев.
«А что, как не узнают меня братья, — думает бедняжка, — и загрызут меня насмерть? Развешу-ка я тут по стенам свои полотенца. Если признают их братья — значит, они люди еще, а не признают — значит, и впрямь они в диких зверей превратились».
Развесила Марите полотенца свои по стенам, а сама в печку спряталась и ждет.
Под утро вернулись волки в свое логово, увидели полотенца на стенах и говорят один другому:
— Глянь-ка, братец, а ведь это мы с батюшкой, с матушкой родною и с сестрицей счастливо живем.
— А это отец злую мачеху-лауме к нам в дом привел.
— А это она нас в серых волков превратила.
— А это сестрица Марите на крыльце плачет, руки ломает… Сестрица Марите, где ты, родимая?
— Я здесь! — отозвалась Марите и вылезла из печки.
Рассказали братья ей, что злая лауме такое заклятье на них наложила: если кто хочет их расколдовать, чтобы они снова в людей превратились, должен тот человек крапивы нарвать, напрясть из крапивы пряжи, соткать из той пряжи дерюгу, сшить из той дерюги рубашки и рубашки те на волков надеть — тогда они снова в людей превратятся. А пока не превратятся они в людей, человек этот должен молчать, слова даже нельзя ему вымолвить, «да» и «нет» сказать нельзя.