Сказки о рае
Шрифт:
– Вася, что случилось? – спросил Мастер Джейду, не прибегая к словесному языку, хотя ему и так было ясно: Василий, с помощью Угиена, оказался, наконец, в астральных мирах…
– Чо случилось, чо случилось, – заговорил Василий очень раздражённым тоном, – сижу се тихо в положении Падма, медитирую после работы, никому не мешаю. А тут затворник этот грёбаный стал петь, а мне чот это уже и не в кайф. Заткнись, говорю ему, а он всё поёт и поёт.
– Ну и что?
– А вот что, – ответил Василий, всё больше раздражаясь, – я как вдарил по гонгу, тут-то
– Вась, что закрутилось-то?
– Чувствую, звук меня затягивает, и оказался я словно под каким-то покрывалом, а там – двое сидят…
– Кто сидит, Вась, ты их узнал?
– Чорти знает кто: один протягивает мне пластиковую карточку и говорит, вроде как даже по-русски: «Возьми, мне это уже не нужно…»
– Ну, а ты что?
– Ну, а я что, я взял, положил её в карман…
– Ну, а потом?
– Потом вроде как темнота какая-то, ничего не видно и не слышно, а потом вроде прояснилось, и всё стало каким-то синим, и вот там я увидел ещё одного, жалкого такого, испуганного…
– И что?
– А чо что, этот самый, в синеве который, говорит: «Холодно мне, очень холодно!»
– Ну, а ты?
– А чо я? Снял рубашку и отдал ему, типа, – на те рубашку, согрейся.
– Ну, а потом что?
– Что потом, что потом? – Василий раздражался всё больше и больше. – Потом – вот, сижу без рубашки, как дурак, и мне холодно, сам, что ли, не видишь?
Мастер Джейду понял: Василий в своём первом же путешествии повстречал людей, с которыми был связан кармически, и связь эта ещё не оборвалась. Мастер Джейду взглянул на стену и увидел Угиена, сидящего в позе созерцателя в состоянии глубокой медитации. Его связь с Василием тоже ещё не прервалась, а, значит, новые значительные события могут последовать незамедлительно.
– Успокойся, Вася, выпей вот водочки, – всё так же, не прибегая к словам, предложил мастер Джейду.
– И то правда, – Василий говорил по-русски и довольно громко.
Мастер Джейду налил ему из своего кувшинчика, и Василий тут же выпил. Неожиданно его лицо искривила гримаса отвращения:
– Ты чо, воды, что ль, сюда налил?! Фу, гадость какая…
Василий взглянул на «Джэя» и увидел вдруг, что перед ним стоит человек с холодным непроницаемым лицом полубога, именно таким его увидел Угиен почти год назад.
– Слышь, начальник, а ты ведь не Джэй, – Василий выплеснул воду из своей пиалы на пол, – и я так думаю, что ты меня, честного человека, надувал с водкой с самого начала – беспардонно надувал. Ты не Джэй, ты бутанский обманщик, вот ты кто, я тя насквозь вижу! – Василий действительно видел мастера Джэйду насквозь.
Василий встал во весь свой рост и расправил широкие плечи, громко хрустнув суставами. Мастер Джейду, приняв защитную позицию Сунгтру Кьен-ка-тиль-де-по-ле-ле-по, ответил очень громко и чётко по-русски:
– А мне по фигу, что ты там думаешь!
Василий Серёдкин почувствовал, что невероятная сила накапливается где-то внутри него, он протянул левую руку в сторону, не отводя глаз от Мастера Джэйду, и алюминиевая ложка, звякнув о железную застёжку рюкзака, влетела в его руку. Не прицеливаясь, он бросил её в сторону тихо вращающейся тарелки.
Камеру, да и всё здание тюрьмы, наполнил густой низкий звук гонга. Забившаяся в угол Муся Чемоданова мерзко и жалобно завизжала.
Угиен, не открывая глаз, почувствовал, что стена, отделяющая его камеру от камеры Василия, растворилась. В образовавшемся пространстве он, по-прежнему не открывая глаз, увидел своего учителя Мастера Джейду, превратившегося в крупную ворону, а там, в углу, где только что визжала кошка, – огромного желтоглазого льва, прижавшегося к полу для прыжка.
Угиен молниеносно, как учил его мастер Сапранг, перешёл из позиции Падма в позицию Випарита-Шалабха-Асана, взлетел к потолку и прилип там, всё так же с закрытыми глазами.
Лев почувствовал движение и глянул в сторону Угиена, отвлёкшись на секунду от своей жертвы. Этого было достаточно: Мастер Джейду тотчас взлетел. Лев моментально осознал свою ошибку и прыгнул, но промахнулся: птица уже пролетела через стенку камеры и была в коридоре. Лев прыгнул ещё раз и, так же проскользнув сквозь каменную стену, оказался в коридоре.
Угиен не выдержал и вскрикнул, крик этот подействовал на льва. Его прыжок, поначалу совершенный и грациозный, тотчас изменился. Всем своим могучим телом лев ударился о южную стену тюрьмы и застрял в ней. Затем раздался дикий рык, и лев, упираясь задними мощными лапами, выдрал себя из стены, потом рухнул на пол…
Угиен почувствовал, что льву удалось ранить птицу, и она – там, в стене, рядом с которой лежал бездыханный, казалось, лев.
Василий очнулся и увидел, что лежит он не в своей камере, а в коридоре.
У него дико болела голова, ему захотелось стряхнуть с себя эту ненужную боль. Он точно знал, что для этого нужно: много раз он видел, как его кошка Муся Чемоданова проделывала это, отряхиваясь от воды.
Василий стряхнул с себя боль и огляделся. Там, рядом с выходом в коридор, он увидел надсмотрщика Кенчо, сидевшего на полу в позе Падма с закрытыми глазами, рядом с ним валялось разбившееся блюдо с тёплыми ещё пельменями. Василий подошёл к надсмотрщику, обнюхал его, обнюхал пельмени. Затем он подошёл к деревянной двери своей камеры, она была не закрыта на замок, собственно, она никогда и не закрывалась на замок, теперь Василий знал это наверняка.
Он стал скрести свою дверь и, наконец, открыл её. В камере пахло кошкой, его собственным потом и ещё чем-то очень странным. Он обошёл камеру по кругу и вышел опять в коридор, ему вдруг захотелось всё же увидеть своего соседа. Василий подошёл к его двери, но она не открывалась. Тогда он отошёл немного назад и прыгнул на дверь, выставив вперёд лапы.
Дверь с треском упала на пол, и Василий очутился внутри камеры, по размерам такой же, как и его собственная. Внутри никого не было, так, по крайней мере, ему показалось. И всё-таки там кто-то был.