Сказки о воображаемых чудесах
Шрифт:
— Хозяин, которого звали Вот так? — переспросил я.
— Да, Вотт. Он так загорелся мыслью устроить гипнотический сеанс. Давно увлекался месмеризмом, или, как он предпочитал называть это, гипнотизмом. Он предложил нам заглянуть в темные глубины нашего подсознания. Мы все отказались, но Вотт настаивал, и в конце концов уговорил одного здоровяка из местных. Тот происходил из старой помещичьей семьи, и был — это важно! — фермером до мозга костей, до кончиков грязных ногтей. Все его разговоры вращались вокруг репы.
— Даже когда он говорил из темных глубин подсознания?
—
— Может, переживал за свою репу?
Сэр Джеффри раздавил сигару с таким видом, словно упрекал меня в легкомыслии.
— В общем, суть была в том, что этот краснолицый, ничем не примечательный тип изменял своей жене. У него на лбу это было написано. Казалось, для жены это тоже не было тайной: лицо у нее было стянуто не хуже, чем ее ридикюль. Когда он согласился на эксперимент, она вся побледнела и попыталась увести его, но Вотт попросил его не расстраивать всю честную компанию, и в итоге под предлогом головной боли она ушла. Не знаю, о чем думал этот парень, соглашаясь на такое; может, бренди в голову ударило. Так или иначе, свет в зале приглушили, достали обычные приспособления: крутящийся диск, все как положено. Сквайр, к изумлению Вотта, упал как подкошенный. Поначалу мы подумали, что он просто во власти винных паров, но затем Вотт начал задавать вопросы, и тот отвечал хоть и медленно, но четко. Имя, возраст и так далее. Уверен, что Вотт хотел, чтобы его подопытный постоял на голове, надел жилетку задом наперед или что-то в этом духе, но не успел он начать, как мужчина заговорил. Он к кому-то обращался. К какой-то женщине. И он сразу так изменился, это было просто поразительно.
Сэр Джеффри, когда пребывал в нужном настроении, умел неплохо изображать других, и теперь он превратился в загипнотизированного сквайра. Глаза его заблестели, рот приоткрылся (усы, правда, все так же стояли торчком), одну руку он поднял, словно силясь отогнать докучливого духа.
— «Нет, — говорит он. — Оставь меня. Закрой эти глаза… о, эти глаза. Почему? Почему? Оденься, о боже!»
Казалось, он сильно мучается. Конечно, Вотт должен был сразу же разбудить его, но он, как, признаюсь, и все мы, был заворожен зрелищем.
«С кем ты разговариваешь?» — спросил Вотт.
«С ней, — говорит сквайр. — С иностранкой. Женщина с когтями. Кошка».
«Как ее зовут?»
«Баст».
«Как она попала сюда?»
Тут сквайр ненадолго замолчал. А затем он дал сразу три ответа:
«Из-под земли. По причине отсутствия спроса. На „Джоне Диринге“».
Этот последний ответ сильно удивил Вотта. Позже он рассказал мне, что «Джоном Дирингом» называлось грузовое судно. Оно регулярно курсировало между Александрией и Ливерпулем.
«Где ты видишь ее?» — спросил Вотт.
«В стогах пшеницы».
— Он, видимо, имел в виду паб, — вставил я слово.
— Не думаю, — мрачно отозвался
— Кажется, я понял.
— Хм. Не думаю, на самом деле. Потому что я в своей жизни не видел ничего более удивительного. Этот человек занимался любовью с кем-то, кого он называл кошкой. Или стогом пшеницы.
— То имя, которое он назвал, — сказал я. — Оно египетское. Богиня, считается покровительницей кошек.
— Именно! И вот, в самый разгар этого ритуала Вотт все же собрался с мыслями и дал сквайру приказ проснуться. Тот выглядел ошарашенным; с него градом катился пот, и, когда он доставал из кармана носовой платок, рука его тряслась. Казалось, он одновременно пристыжен и доволен, как… как…
— Как кошка, которая съела канарейку.
— Да вы мастер сравнений! Он оглядел собравшихся и спросил застенчиво, не опозорился ли он каким-нибудь образом. Старина, мы были просто вынуждены его успокоить.
Внезапно перед нами материализовался Барнетт. Вид у него был такой, будто он собирается изречь какое-то трагическое и неотвратимое пророчество. Впрочем, так он выглядел всегда. Он всего лишь сообщил нам, что начался дождь. Я попросил виски с содовой. Пока мы общались с Барнеттом, сэр Джеффри сидел, погруженный в свои мысли. Когда он заговорил снова, то голос его звучал задумчиво.
— Не правда ли, странно, — сказал он. — Как естественно для нас думать о кошках в женском роде, хотя всем отлично известно, что эти животные бывают обоих полов. Насколько я знаю, в других частях света люди чувствуют абсолютно так же. Например, если в сказке кошка оборачивается человеком, то всегда становится женщиной.
— Глаза, — сказал я. — Движения. Все эти изгибы.
— И независимый вид, — добавил сэр Джеффри. — Естественно, это лишь маска. Кошка всегда зависит от человека, хотя и не считает так.
— И непринужденность.
— И коварство.
— Возвращаясь к эпидемии, — сказал я, — не понимаю, как одна-единственная помешанная да сквайр под гипнозом могут считаться целым поветрием.
— О, так дело на том не кончилось, вовсе нет. Всю осень по графству проносился, так сказать, шквал разводов и судебных исков о супружеской неверности. Один самоубийца оставил такую записку: «Я не могу обладать ею и не могу жить без нее». Не одна фермерская жена, прожив много лет в мире и согласии со своим мужем и нарожав уйму детей, собирала вещи и возвращалась жить к престарелым родителям. Ну и так далее.
Я вернулся в город в понедельник утром после того постыдного эпизода со сквайром. Случилось так, что по понедельникам в деревне проходила ярмарка, и у меня была возможность воочию увидеть, как повлияло поветрие на жизнь местных. Я видел, как мужья с женами сидели в разных концах повозки, не в силах поднять друг на друга глаз. Внезапные ссоры, вспыхивавшие из-за овощей. Я видел слезы. И раз за разом я видел все то же виноватое, пристыженное, увертливое выражение лица, которое заметил у нашего сквайра.