Шрифт:
Академии
За стеной, наконец, перестали орать. Глаза слипались. Спать хотелось ужасно. Я встала, налила чай в красивую фарфоровую чашечку, прихваченную из замка жениха, и подошла к окну. На подоконнике, опустив листья, в муках умирал вверенный мне редчайший целебный цветок федикус лютераниус, или просто лютик. Какая великая судьба ждала бы его, если бы он попал в другие, более заботливые руки! Он мог бы войти в состав омолаживающего, ранозаживляющего, очищающего от ядов, желчевыводящего, успокоительного и многих других зелий. Теперь, увы, его ждала менее завидная участь.
В плачевном состоянии лютика стоило винить не только меня, но
Обреченно уперев взгляд в самое большое пятно, оставленное когда-то одним из нерадивых учеников академии, я завидовала лютику. Он мог не сдавать экзамены, в отличие от меня. Чтобы еще немного потянуть время, я протерла пыль с увядающих листьев, отсчитала ровно пятьдесят капель воды под корни цветка, и снова согнулась над учебником. Оставалось повторить еще пять билетов по три вопроса в каждом, небо за окном уже начинало розоветь, предвещая скорое наступление утра.
– Мать Хранительница! Если я сдам сегодня экзамен – обещаю найти способ спасти этого доходягу! – ткнула я пальцем в лютик, захлопнула учебник, и блаженно вытянулась на кровати, уютно завернувшись в одеяло. Пять билетов из трехсот – это не так уж и много.
Будильный камень, скачущий по столу, поднял меня своим жутким стуком, едва я закрыла глаза. Я дернулась, совершенно забыв о книжной полке над кроватью, и хорошо приложилась об ее угол лбом. Боль вспыхнула, и растеклась горячей волной под мое завывание. В стенку справа тут же зло замолотили разбуженные старшекурсники. Они свой последний экзамен сдали вчера, и теперь отсыпались после грандиозного празднования. Я стукнула в ответ, они ночью не позаботились о том, чтобы вести себя потише и не мешать мне учиться. Особенно выделился, как всегда, Комир, горланя громче других, ломясь в мою дверь и рассыпая вредительские заклинания. От последних меня защищал простенький казенный магический щит, стоящий в каждой комнате для безопасности, но крики не давали сосредоточиться.
Кое-как собравшись и умывшись, я сунула в рот пирожок, который заботливая няня Мэлли прислала почтой, осторожно приоткрыла дверь комнаты, и выглянула в коридор. Там уже шли, спотыкаясь едва ли не на каждом шагу, такие же сонные и помятые студенты-первокурсники, как я. Нас ждали учителя, продажные и неподкупные, строгие и мягкие, глупые, и наоборот, слишком умные, тянущие жилы и философски относящиеся к студенческой лени.
Теснясь вдоль стен, ученики несли тяжелые сумки с учебниками, старательно обходя ковер. Никто не хотел пачкать обувь об его многовековую пыль. Когда-то, очень давно, этот ковер был призван украшать коридор студенческого дома, а теперь лежал здесь только потому, что не находилось смельчака, способного выкинуть его на помойку, где ему было самое место последние пятьдесят лет. Директор академии магии объявил невероятно щедрое вознаграждение тому, кто решится убрать этот ковер – смельчак освобождался от летних экзаменов. Даже это не смогло заставить студентов побороть отвращение, хоть они как правило были из небрезгливых и часто за неимением нормальной еды варили садовых улиток.
Протиснувшись в коридор и на ходу поправляя
– Ты сколько билетов выучила, Лиса? – бросил он через плечо, когда заметил меня за спиной. Его не волновал экзамен, он и так знал исход. Пусть учителя не поставят высокую оценку, но даже если он не скажет ни единого умного слова, ему разрешат продолжить обучение, а большего ему и не нужно.
– Первые двести девяноста пять, – поморщилась я. Пять невыученных билетов проедали совесть и вызывали неприятное покалывание в спине.
– А я последние пять, – хохотнул Дарин. – Вдвоем мы выучили ровно три сотни! Может объединим усилия?
Я понуро качнула головой. Нет. Я не имела права на нечестность. За моей спиной стояли король Альберт и его брат, мой жених, герцог Рональд, и хоть пока никто об этом не знал, я не хотела подводить их и должна была быть образцом честности, старательности и мастерства. Из-за этого были все мои бессонные ночи с книгами, бесконечные повторения заклинаний, упорные занятия и тренировки, и отчаянная беспомощность в попытке спасти лютик.
– Спорим на пять капель очередки, эта зубрила вытянет один из пяти, что не выучила? – съязвил кто-то за моей спиной. Можно было даже не оборачиваться, я и так знала, что это был Комир, его выдавали привычные заносчивость и себялюбие, а я чужие эмоции могла видеть не хуже собственного отражения в зеркале. Сам-то Комир нисколько не беспокоился об экзаменах. Он учился на последнем курсе академии, был лучшим студентом и невероятным красавчиком. Девушки к нему прямо-таки липли, доводя его и без того немаленькое самомнение до запредельного уровня. До этого года Комир учился кое-как, но с момента моего появления в академии внезапно стал лучшим студентом, щелкал сложнейшие задачи как орешки, превосходно выплетал заковыристые заклинания и умудрялся объяснять учителям их предмет. Маги пророчили ему великое будущее, студенты завидовали, девушки обожали, а богатые господа постоянно присылали приглашения поступить к ним по окончании академии на службу. Комир упивался своими победами, успехом и популярностью. Это никому и никогда не шло на пользу, а его испортило окончательно, превратив в высокомерного насмешника.
– Спорим, – охотно согласился Дарин. – На пять капель очередки и еще… – она на миг задумался, а потом с азартом добавил:
– Если зубрила вытянет один из двухсот девяноста пяти выученных – ты напишешь за меня курсовую. Если вытянет один из пяти невыученных – я пойду за тебя отрабатывать болотную практику.
– А если я сдам экзамен на отлично – вы двое спасете мой лютик! – влезла я, пытаясь вынести хоть какую-нибудь пользу из ситуации. Я мельком глянула через плечо на Комира. Несмотря на вчерашнее веселье, старшекурсник был неподобающе бодр и свеж. Уверенным шагом он шел вдоль стены, обходя ковер.
– Хотела бы я знать, какие дела заставили тебя подняться в такую рань! – полюбопытствовала я. – Экзамены ты уже сдал, уроков нет, до завтрака еще далеко.
Комир неожиданно встревожился, ему очень не понравилось, что я обратила внимание на такую, казалось бы, безобидную мелочь. Хоть он и пытался не выдать внезапный страх, но от меня его скрыть было невозможно. Я могла даже с завязанными глазами понять, что именно чувствуют окружающие. У Комира к тому же плохо получалось скрывать переживания. Он занервничал, грубо ляпнул: «Не твое дело!» пытаясь спрятать страх за грубостью, перепрыгнул через ковер на другую сторону коридора и пошел быстрей, обгоняя других студентов.