Сказочные самоцветы Дагестана
Шрифт:
Меседу догадалась, попросила у женщин кувшин для воды и поставила его вместо кувшина с краской.
Когда на площади появился хитродел, слуги хана полили ковёр жидкостью из кувшина, но от воды ковёр засверкал на солнце ярче, чем прежде.
Судьи сказали хану:
– Видимо, сам Аллах помогает Сунуне. Придётся отпустить.
Но хан испугался, что Сунуна поможет отцу возвратить его ханство, и приказал нукерам отвезти Сунуну, Меседу и его друзей в глубокое ущелье, где жил аждаха.
Когда аждаха вышел из источника и нукеры в страхе поскакали
Аждаха сейчас же развалился на две части.
Одна часть превратилась в собаку, другая – в свинью, и обе части погнались друг за другом.
Сунуна нашёл своих братьев-воинов и вместе с ними вернул отцу его ханство.
Сорок братьев женились на сорока сёстрах, а друзья Сунуны помогли ему овладеть всеми уменьями, какие только знали люди, и Сунуна стал сильнее всех своих братьев, потому что даже ханство можно потерять, но никогда не потеряешь то, что умеют делать твои руки и твоя голова.
Гунзари
(Аварская сказка)
Был не был один хан. У хана был сын. Хан говорил ему: «Расти, мой сын, а когда вырастешь, я женю тебя на Гунзари». Сын хана вырос, и в дом привели невесту.
– Здравствуй, Гунзари! – обрадовался сын хана. Почему ты не приходила к нам раньше?
Девушка ответила:
– Я не Гунзари, я – Халун.
Сын хана огорчился и сказал:
– Отец, ты говорил, что женишь меня на Гунзари, а не на Халун.
– Я забавлял тебя сказкой, – отвечал отец. – Гунзари – это то, чего нельзя достичь. Она молода и прекрасна, она уже тысячу лет правит в своем ханстве, но увидеть её нельзя. Забудь о ней, и пусть женой твоей будет Халун.
Но сын хана так долго мечтал о Гунзари, что ни о ком другом не мог и думать. Тогда визир хана, который полюбил Халун, сказал:
– Великий хан! Твой сын только изведется от тоски, если всё время будет думать о Гунзари. Лучше отпусти меня с ним, и я помогу ему найти Гунзари.
Много ли, мало ли ехали сын хана и его визир, но только проехали они вершинный аул – такой, как Тануси, проехали низкий аул – такой, как Харахи, объехали горы и попали в чужой аул – такой, как Заи, перебрались через реки Ин и Дин, долго ехали лесом и очутились на берегу молочного озера.
– Не может быть, чтобы такое озеро было без диковинок, – сказал визир. – Давай спрячемся!
Молодой хан и визир спрятались в кустах и увидели, что к озеру прилетели три птицы. Они стали сбрасывать свои одежды, превратились в прекрасных девушек и вошли в воду. Только одна из птиц всё ещё оставалась на берегу,
– Почему ты не идёшь в озеро, Гунзари? – спросили девушки.
– Разве для того вы сменили птичий язык на человечий, чтобы называть моё имя? – рассердилась Гунзари. – Видно, не будет мне теперь воли в этом озере.
Она скинула птичьи одежды, и от её красоты всё вокруг осветилось таким светом, будто лучи света пробились сквозь лесную чащу.
Сын хана вышел из кустов и взял одежды. Гунзари испугалась:
– Ну, вот, – говорит,–
Сколько она ни просила молодого хана, чтобы он вернул её одежду, юноша не соглашался.
– Не отдам, – говорит, – пока не скажешь, что выйдешь за меня замуж.
– Хорошо, – говорит Гунзари, – пусть так и будет. Только отпусти меня до новой луны в моё ханство, – пусть там выберут себе другую Гунзари.
Сын хана отдал Гунзари птичьи одежды, и она улетела.
Вернувшись домой, он рассказал обо всём отцу, а когда наступили дни новой луны, стал снова готовиться в путь.
Хан дал сыну в спутники визира, а Халун, узнав, куда собрался молодой хан, дала визиру сонную иголку.
Сын хана и визир проехали вершинный аул, миновали низинный аул и очутились у молочного озера.
Тут визир незаметно воткнул иголку в одежду своего спутника, и молодой хан уснул.
Гунзари прилетела к озеру и сказала визиру, чтобы он разбудил молодого хана. Визир позвал своего господина, но он не проснулся. Гунзари поплескалась с подругами в молочном озере и снова сказала визиру, чтобы он разбудил молодого хана. Визир стал толкать своего господина, но он не проснулся.
– Что ж, – опечалилась Гунзари, – скажи своему господину, чтобы он надел траурные одежды, – он не увидит меня больше. А когда он вернется к отцу, пусть изрубит верёвку и дверь в своём доме.
Гунзари улетела, а визир вытащил иголку из одежд своего господина, и молодой хан проснулся.
– Прилетала ли Гунзари? – спросил он.
– Прилетала, но не могла тебя разбудить, – ответил визир.
– Что же сказала Гунзари? – спросил хан.
– Она сказала, чтобы ты надел траурные одежды, потому что ты её больше не увидишь.
– А не сказала ли ещё чего-нибудь Гунзари? – спросил хан.
– Она сказала, чтобы ты изрубил верёвку и дверь в своём доме.
Тогда молодой хан вынул свой меч и сказал:
– Это ты – дверь в моём доме!
И разрубил визира мечом. Дома он сказал Халун:
– Это ты – верёвка в моем доме!
И тоже разрубил ее мечом.
Когда сын хана рассказал отцу всё, что случилось, отец сказал:
– Значит, не судьба тебе была добыть Гунзари. Забудь о ней, сын мой!
Но сын хана не мог забыть Гунзари и снова отправился в путь. На этот раз он не взял в спутники никого из визиров отца, а взял своего лучшего друга.
Много ли, мало ли ехали сын хана и его друг, но только пришлось им ехать ещё дальше, чем за реки Ин и Дин, а молочного озера нигде не было. За далёкими горами они нашли простой дом, а в кунацкой этого дома – пищу, и питьё для гостей и постели для уставших, – людей в этом доме не было.
– Что ж, – говорит сын хана, – дом, как дом, – видно, нет больше чудес на свете! Хозяин ушёл, с нами его уважение к гостям. Скажем спасибо хозяину.
Сын хана и его друг поужинали и легли спать. Друг хана был настоящий друг, и он только лишь прикрыл веки, но не спал. В полночь он услышал, как в соседней комнате скрипнули навесы, и дверь сказала стене: