Скелет в шкафу (Опасная скорбь)
Шрифт:
– Так, значит, вы сговорились с Калландрой? – Не то чтобы Эстер сильно удивилась; она и раньше подозревала, что не все так просто с ее приходом в дом Мюидоров.
– Конечно. – Монк невесело улыбнулся. – Может быть, вы отправитесь к леди Калландре и спросите, нет ли у нее состоятельных друзей, которым нужно срочно раскрыть какие-нибудь тайны или отыскать сгинувшего наследника?
– Определенно. Это отличная идея.
– Не вздумайте! – Он был взбешен ее покровительственным тоном. – Я запрещаю вам!
Рядом с Монком возник официант, ждущий заказа, но тот его и не заметил.
– Я
Официант открыл было рот, но видя, что его по-прежнему не замечают, снова его закрыл.
– Вы упрямая и самонадеянная особа, – в ярости сказал Монк. – Более невыносимых я в жизни своей не встречал. И я не позволю вам кроить мою жизнь на свой лад, вы мне не гувернантка. Я еще не беспомощен и не лежу на больничной койке.
– Не беспомощны? – Брови Эстер подпрыгнули, и во взгляде отразилось все раздражение и весь бессильный гнев на слепоту и трусость тех, по чьей милости был арестован Персиваль и уволен Монк. – После того как вы обнаружили эти улики, несчастного лакея увели в наручниках, а больше вы уже ни на что не способны. У вас ни службы, ни перспектив, вы навлекли на себя немилость начальства. Вы сидите в кондитерской и глазеете на остатки шоколада в чашке. И при этом вы позволяете себе роскошь отвергать протянутую вам руку помощи?
Теперь уже все сидящие за соседними столиками повернулись и уставились на Уильяма и Эстер.
– Я отвергаю лишь ваше бесцеремонное вмешательство, – сказал он. – Выходите замуж за какого-нибудь беднягу и оттачивайте на нем ваше мастерство администратора, а остальных оставьте в покое.
Эстер понимала, что ударила Монка в самое больное место: страх перед будущим, утрата памяти о прошлом, а впереди – голод и отсутствие крыши над головой. Но сделала она это сознательно, справедливо рассчитывая на отрезвляющий эффект.
– Вы не привыкли упиваться жалостью к самому себе, да это и бесполезно. – Она понизила голос, чувствуя, что на них смотрят. – И, пожалуйста, говорите тише. Если вы ждете от меня соболезнований, то зря теряете время. Вы сами загнали себя в такое положение, нисколько не лучшее, чем мое в недалеком прошлом. – Эстер взглянула в его искаженное яростью лицо и умокла, впервые испугавшись, что и впрямь зашла слишком далеко.
– Вы… – начал Монк. Затем гнев его постепенно стих и перешел в черный юмор. – Вы поистине незаменимы, если требуется растравить чужие раны, – закончил он. – Представляю, сколько ваших пациентов встали со смертного одра и пошли, чтобы только избавиться от вашей опеки и хотя бы скончаться в мире и покое.
– Это жестоко, – сказала Эстер, задетая его репликой. – Я никогда никому не растравляла душевных ран, если они были настоящими…
– О! – Уильям трагически поднял брови. – Вы полагаете, мои нынешние затруднения вымышлены?
– Конечно, ваши затруднения вполне реальны, – сказала Эстер. – Но горевать над ними бесполезно. У вас талант, хоть вы и потерпели неудачу в деле об убийстве на Куин-Энн-стрит. Вы должны научиться зарабатывать с помощью своего таланта. – Она наконец-то приблизилась к главной
Официант наконец позволил себе напомнить о своем существовании, и Монк заказал для Эстер чашку шоколада, настояв – скорее бесцеремонно, нежели галантно, – на том, что заплатит сам.
– Полагаю, вам стоит продолжить ваши наблюдения, – молвил он, когда заказ принесли и Эстер принялась за ароматный дымящийся шоколад. – Хотя я до сих пор не могу сказать с полной уверенностью, на ком именно следует сосредоточить внимание.
– Мне кажется, на Майлзе Келларде, – задумчиво отозвалась Эстер. – Или на Араминте… если Октавия, вопреки тому, что о ней говорят, не слишком противилась домогательствам Майлза. Араминта, узнав о свидании, могла заранее взять на кухне нож, замышляя именно убийство.
– Тогда об этом должен знать и Майлз Келлард, – возразил Монк. – Или хотя бы подозревать. А судя по вашим рассказам, он ее побаивается, а она его – нет.
Эстер улыбнулась.
– Если бы ваша жена убила ножом вашу любовницу, вы бы тоже изрядно нервничали, не так ли? – Впрочем, Эстер и сама чувствовала, что аргумент неубедителен. Да и Монк тоже это чувствовал – судя по выражению его лица. – Или, может быть, все-таки Фенелла? – продолжала Эстер. – У нее вполне хватит духу, имей она мотив.
– Вряд ли она приревновала Октавию к лакею, – заметил Монк. – И я сильно сомневаюсь, чтобы Октавия могла разузнать о ней что-либо такое, за что сэр Бэзил решился бы выгнать сестру из дома. Разве что вне нашего внимания осталась целая область прошлого Фенеллы.
Эстер допила шоколад и поставила чашку на блюдечко.
– Ну, я еще пока работаю на Куин-Энн-стрит, а леди Мюидор вряд ли оправится окончательно в ближайшие дни. Так что время для наблюдений у меня есть. Значит, вы не можете посоветовать, на кого мне обратить особое внимание?
– Нет, – резко сказал Монк и уставился на свою опустевшую чашку. – Возможно, виновен все-таки Персиваль. Мало ли что мне кажется! Доказательств его непричастности у меня нет. Мы должны уважать не только факты, но и законы. Иначе определение вины и невиновности будет основываться лишь на наших с вами впечатлениях. Должно существовать нечто более весомое, чем простая человеческая убежденность, а иначе мы снова скатимся к варварству.
– Конечно, он может оказаться виновным, – тихо сказала Эстер. – Я знала это и раньше. Но я должна хотя бы удостовериться в этом, пока есть возможность, пока я еще работаю на Куин-Энн-стрит. Если мне удастся обнаружить что-нибудь новое, я напишу вам. Ведь ни вы, ни сержант Ивэн, насколько я понимаю, в доме больше не появитесь. Куда мне послать письмо, чтобы никто не догадался, кому оно адресовано?