Скелеты в тумане
Шрифт:
Глава VIII
Папин берег
Мы выбрались из бухты, обогнули крутой пузатый камень, на голой лысине которого флагом полыхала одинокая краснолистая березка, и поплыли дальше - вдоль да по бережку, вдоль да по крутому.
Лодка мерно покачивалась, шуршала волна по бортам, гнулась над головой мачта. Оголтело кричали чайки, отставшие от лесовоза. Он уверенно шел впереди нас, в открытом море, и на глазах уменьшался, а потом вовсе исчез за горизонтом, будто в панике удирал
В общем, до места нашей будущей длительной стоянки и бурных приключений мы дошли благополучно. Только один раз с моря налетел шквал - холодный ветер с ледяным дождем, но папа успел угадать его и спрятал лодку у берега, в закрытом заливчике. Мы благополучно отстоялись там и к вечеру уже подходили к заветным папиным берегам.
Недаром он так к ним стремился почти двадцать лет! Здесь было так красиво. Я уже начал привыкать к суровой северной красоте, но здесь как будто она собралась вся, со всего Белого моря, со всей древней русской земли.
Лодка тихо скользила по широкому гладкому заливу. Справа по борту, уже в открытом море, лежали три острова. Слева раскинулись песчаные берега, сплошь забросанные у кромки воды камнями, а затем, у края безбрежного леса, громоздились завалы из желтых бревен, разбросанных по всему побережью, а еще дальше лес взбирался наверх по каменным ступеням, по которым впору было ходить сказочным великанам.
На песчаном дне залива лежали большие камни вроде валунов, будто торчали из моря круглые головы этих самых великанов с бородами из зеленых водорослей, шевелящихся в голубой прозрачной воде.
Берега здесь были неровные, изрезанные, причудливые. Все кругом было дико, первозданно, как говорил папа, - будто только вчера появилось на свет. И еще не привело себя в порядок.
Папа уверенно направил лодку в глубь залива, где сбегал в море крохотный ручеек, и ее нос мягко врезался во влажный песок. Мы закрепили среди камней якорную цепь и стали выгружать вещи. А потом таскали их наверх, в лес, где предполагали разбить постоянный лагерь.
Только мы вошли в лес, как у нас прямо из-под ног с шумом поднялись белые птицы, похожие на небольших кур.
– Хвойные куропатки, - сказал папа Алешке.
– Они съедобные?
– Еще какие!
– успокоил его папа.
Мы вышли на открытое место, вроде полянки, и папа с трепетным вздохом опустил рюкзак у ног. И стал ходить кругом и, воздымая руки, вскрикивать от восторга:
– Здесь стояла наша палатка! Здесь мы делали навес для продуктов. А тут был наш очаг.
Действительно, в одном месте были выложены кольцом круглые булыжники, и внутри этого кольца сохранились еще старые угли.
Потом папочка с криком умиления подобрал какой-то гнилой сучок и стал трогательно уверять нас, что это колышек от их палатки. Еще немного - и на глазах его показались бы скупые мужские слезы. Но он собрался и взял себя в руки. Распускаться было некогда. Близилась ночь. И надо было устраивать
И мы дружно взялись за дело. Папа сказал нам, чтобы мы ломали лапник для палатки, и показал, как его укладывать, чтобы получился упругий матрас. И на этот матрас мы поставили палатку, туго натянув растяжки.
И сразу же нырнули в нее и развалились на полу. Было очень удобно и мягко, и от острого запаха хвои даже слезились глаза. Как у папочки.
Но он не дал нам валяться и велел заготавливать дрова. Дров было сколько угодно. Кругом стояли сухие деревья, и мы стали обламывать с них сучья.
А у папы уже трещал костер в старом очаге, и мама жарила на своей любимой антипригарной сковородке яичницу из яичного порошка и готовила кофе с сухим молоком. Но предупредила, что утром все равно будет гречневая каша. Куда-то же ее надо девать. Лучше в нас, сказал папа, чем в таз.
– Разговорчики!
– сухо предупредила мама и постучала деревянной ложкой по краю сковороды.
И вот мы все сделали и сели ужинать. У нас был еще батон хлеба и немного сливочного масла. Мы сделали себе по бутерброду, и ужин получился на славу.
За всеми делами мы не заметили, как стемнело, и нас окружила тихая ночь. Только иногда плескалось внизу неугомонное море и шумела над головой какая-нибудь птица.
– Утка, - восторженно шептал папа или с таким же восторгом говорил: - А это кто - не знаю.
А Алешка при этом прикрывал ладонью на всякий случай кружку с чаем.
Потом мы с папой сходили к морю проверить лодку. Все было в порядке. Начался отлив, вода стала отступать от берега. Лодка натянула швартов и улеглась отдыхать на песок, будто тоже устала от трудного плавания.
Мы пошли к костру и остановились на краю поляны.
– Смотри, как красиво, - шепнул мне папа.
Я понял, что он хотел сказать: черный ночной лес и огонь в ночи, и пламя костра озаряет ветки ближайших деревьев и маму с Лешкой, таких маленьких в бескрайнем лесу на берегу бескрайнего моря, и маленькая темная палатка - такая уютная и желанная - как родной отчий дом. И все вокруг почему-то кажется родным и близким, будто не только папа, а все мы вернулись туда, где когда-то были очень счастливы…
Мы подсели к костру, и папа стал набивать патронташ патронами. Снарядил магазин и вставил его в ружье. А еще три патрона положил в карман куртки. Потом повесил ружье рядом на сучок, и мы сидели просто так у костра и смотрели в огонь, и ворошили рубиновые угли, и подкладывали дрова. И папа закурил свою любимую походную трубку. И мама ничего ему на это не сказала…
А я старался не думать о том, почему папа так заботливо подготовил ружье.
Потом Алешка стал клевать носом, и мы пошли устраиваться в палатку. Папа и мама легли по краям, и папа положил рядом с собой ружье. Потом задернул у входа сетчатый полог от комаров и загасил свечку.